Это было как-то рискованно, что ли. Чем отчаяннее был наш угар, тем смелее мы казались самим себе. Мы думали, что саморазрушение – есть акт преодоления каких-то условных границ, навязанных обществом, частью которого мы себя не чувствовали. Так приятно было осознавать себя отщепенцами. Это давало чувство превосходства над всеми теми ребятами из полных семей, кто просто жил в довольствии, не теряя и не пытаясь найти себя. Так приятно было чувствовать себя потерянными…
Наверное, каждое поколение хочет считать себя «потерянным». И мы в свою очередь точно так же упивались этой идеей. Перипетии истории проходят по сердцам молодых. Мы росли в тяжёлое время, взрослели в сытое и не знали, что ждёт нас дальше. Наши родители были молоды, когда их Родина перестала существовать, жизнь перекосилась, как дом, у которого треснул фундамент, а мы были оставлены на крышах этих домов, балансировать над неизвестностью. Наверное,
– Родь, как думаешь, а Бог есть? – спросил я как-то раз, глядя на чёрную громаду леса, не покрывшегося ещё листвой.
– Бог? Ну не знаю. В это сложно поверить, ведь мы никогда не узнаем наверняка, но точно есть какая-то сила, управляющая всем этим пи**ецом.
– Думаешь?
– Думаю, да, а что?
– Да не знаю. Я вроде верю, а вроде и бред.
– Ну понимаешь, суть ведь как раз в Вере. Вот что главное. Вера, знаешь, она точно есть. И не является ли это доказательством? Я замечал, что верующие люди, они, блин, другие. Я имею ввиду тех, кто верит сердцем, а не тех, кто просто ходит в церковь для галочки, в прорубь ныряет для галочки, куличи жрёт для галочки. Наоборот, наверное… Все эти обычаи Вере как раз и мешают, потому как Вера – это что-то внутреннее, а обычаи – всегда внешнее.
– Дело говоришь…
– Да… И верующие – они другие совсем. Другим светом светятся. И этот свет в них, мне кажется, это и есть Бог в каком-то смысле. Бывает, человек ну вообще не грамотный, даже не считает себя верующим, но поступки все его, всё по какому-то внутреннему правилу делаются, понимаешь? Вот откуда оно у него? Не понятно. Он может жить вокруг тех, кто ворует. И не воровать. Жить с пьяницами. И не пить. Вырасти среди б*ядей, но быть чистым и любить одну. Или одного. Это просто есть в нём. И я таких людей встречал. Это даже не просто добро, потому что добро – это вроде как выбор всегда. Нет, это как-то так…и никак по-другому. И у такого человека всегда всё просто. Ему не надо выбирать, не надо обращаться к своей совести. Вот так – и всё. Он не мыслит другого, понимаешь?
– Да, брат, я понимаю, о чём ты! И я таких встречал! И они всегда живут плохо, потому что в обществе другие правила. Всегда они какими-то дурачками считаются, какими-то не такими. И ты общаешься с ними и понимаешь, что вот оно, вот –истинное, но всё равно потом посмеиваешься вместе со всеми. Не знаю почему.
– Да Веры нет потому что. А без неё человек живёт по скотским правилам. Как мы все живём.
– Да, по законам джунглей.
– Ну типа того… – заключил он, затянувшись почти сгоревшей сигаретой, и мы молча уставились на тёмный молчаливый лес.
Мы оба, наверное, думали о том, что неплохо было бы стать такими людьми. Знаете, обрести Бога в себе. Быть юродивыми. Только вот как? Наше воображение рисовало нам картины нашей праведности, в которой мы будем отрешены и возвышены. Картины, которым, конечно, никогда не суждено сбыться, но которые так приятно представлять.
А потом я подумал, что люблю Ромку такой простой, братской любовью, в которой очень много всего. Понимание, душевная близость, уважение. И думал над тем, а возможно ли как-то так полюбить и девушку? Чтобы было что-то глубокое, можно было вот так вот курить с ней на балконе, смотреть на лес, шоссе, а может быть, даже и море, молча понимать душу друг друга. Здорово было бы!
Гашетку в Пол
– Лёш, успокойся! Ты что, еб**улся? – закричала Марго, когда стрелка спидометра подошла к отметке в 200км/час.
– Нах*я ты это делала?!
– Что делала?!
– На днюхе! Зачем ты с ним легла, шл*ха?!
– Лёх, давай мы остановимся, успокоимся, вы нормально поговорите. Мы сейчас тут сдохнем все из-за тебя. Ты, бухой в говно, мчишь по МКАД-у!!! – я действительно верил, что достучусь до его пьяного мозга.