Пациент

Трое полицейских пытались удержать человека, вырывавшегося из их рук. Тот издавал низкое, звериное рычание. Потребовалось время, чтобы узнать в нем Люка — грязного, босого, в брюках, испачканных в промежности, и с оскалом на лице. На лбу у него был синяк, на щеке кровь. Всего за два дня он изменился до неузнаваемости. Пока я справлялась с потрясением, Люк высвободил одну руку и с силой ударил самого высокого полисмена. Тот отшатнулся, прижав ладонь к носу, кровь заструилась между его пальцами. Другой тут же обхватил Люка за шею, а третий завернул ему руки за спину, защелкнул наручники и, навалившись сверху, поставил на колени. Не помню, как я подбежала, но секунду спустя оказалась рядом с самым крупным полицейским — коренастым мужчиной в потемневшей от пота рубашке.

— Этот человек — мой пациент! Он болен. Отпустите его!

Люк больше не был моим пациентом, но какое это имело значение?

— Леди, прошу вас отойти.

— У него явный психоз, и вы его только усугубляете!

Как я могла не предвидеть это? Задним умом я осознала то, что было до боли очевидно. Бессонница Люка, его отчаянное беспокойство, потливость, тахикардия, та сумасшедшая комната из желтой бумаги — все указывало на наступление маниакальной фазы. Любой врач заметил бы это. Любой, кроме того, который был в него влюблен.

— Вы обязаны действовать в соответствии с параграфом 135 закона о психическом здоровье!

— Все согласовано. — Полицейский с новой силой надавил на плечи Люка.

— Необходимо присутствие двух медицинских работников, вы должны их дождаться!

Это было все, что я могла сделать. Я с трудом сдерживалась, чтобы не оторвать руки этого человека от Люка и не оттолкнуть его в сторону.

— Мы дождались, — резко оборвал меня полицейский, не отводя глаз от задержанного.

Я посмотрела на крыльцо, где плечом к плечу стояли Офелия и Блейк. Они выглядели печальными. Врач, который подписал согласие, вероятно, уже уехал или был где-то внутри.

Я опустилась на колени рядом с Люком, его дикий взгляд пронзал как меч.

— Я найду тебя, — прошептала я всего за несколько секунд до того, как полицейские оттеснили меня в сторону. — Найду, где бы ты ни оказался.

— Прочь! — Полисмен говорил со мной, как с преступницей. Люка подняли на ноги и поволокли к полицейской машине. Ему пригнули голову, когда заталкивали на заднее сиденье. Два полисмена сели рядом по обе стороны, и машина отъехала. За ней еще одна, а затем скорая помощь.

Офелия застыла на крыльце. Ее лицо ничего не выражало. Таким оно бывает у человека, перенесшего глубокое потрясение или, напротив, не испытывающего абсолютно никаких чувств. Она была одета в шелковый халат с рельефным рисунком в виде павлинов, волосы были собраны сзади в «конский хвост». Даже без макияжа она выглядела идеально. Блейк стоял рядом с сестрой, обняв ее за плечи так крепко, что она кренилась к нему, привстав на цыпочки, и ее ноги почти отрывались от земли. Мне подумалось, что я впервые вижу Блейка без улыбки.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, подойдя к ним.

— Я просто счастлива, что Оскара здесь нет и он ничего не видел. — Голос Офелии звучал ровно.

— Доктор только что ушел, — сказал мне Блейк. — Это личный врач Офелии, отличный парень. А Генри в доме. Пойдемте, я вас познакомлю.

«Что еще за Генри?» — подумала я и последовала за Блейком, который вошел первым, все еще поддерживая Офелию. Мне казалось, что мое лицо выражало естественное беспокойство, а не смятение, но при виде заплаканной Эбби, стоявшей в холле, моя уверенность в этом дала трещину. Я было направилась к ней, но она взглянула на Офелию и начала подбирать перевернутые стулья, разбросанную обувь и рваную бумагу, покрывавшую пол, как конфетти.

Блейк обернулся ко мне:

— Люк возвратился из Франции раньше нас. Сказал, что у него здесь дела. Мы прилетели вчера, но его нигде не было видно, а Оскара нужно было показать врачу. Вероятно, Люк объявился рано утром, когда мы еще спали. Мы проснулись уже в этом разгроме.

Офелия первой прошла в гостиную, где из глубокого кожаного кресла нам навстречу поднялся высокий мужчина лет шестидесяти, с беспорядочно вьющимися рыжими кудрями, в жилете и галстуке-бабочке, которые, казалось, были взяты из гардероба семейного доктора девятнадцатого века. Я узнала его. Он пришел на вечеринку Офелии вслед за нами. В тот день я во второй раз увиделась с Люком.

— Знакомьтесь, Генри. — Офелия приблизилась к нему и кивнула в мою сторону. — Это доктор Рэйчел Гудчайлд, она принимала Люка в своей клинике несколько месяцев назад.

Генри крепко пожал мне руку. Его ладонь была сухой и прохладной, а моя — влажной.

— Я психиатр Люка, — любезно пояснил он, разглядывая меня сквозь бифокальные очки. — Я наблюдаю его уже несколько лет.

Люк не говорил, что у него был психиатр.