Паучий престол I (СИ)

- После мы с Минато изо дня в день сожалели о столь опрометчивом поступке, потому что, как бы там ни было, а мы не должны были опускать руки, а всеми силами бороться за нашего ребёнка. Я не знаю, что двигало нами обоими в тот момент, что мы оба приняли одинаковое решение, - Кушина, немного успокоившись, чинно положила руки на колени и даже больше не смотрела на него, уставившись на собственные пальцы, которыми она до побелевших костяшек вцепилась в подол платья, - но время, действительно, лекарь, и оно залечило наши раны, оставив глубокие шрамы вечной памяти о том, кого мы так и не смогли подержать на руках. Мы думали, - может, Саске и показалось, но это была слегка безумная улыбка, словно женщина и осознавала происходящее, но при этом с головой окунулась в фатум предопределенности, - что останемся безнаказанны за убийство.

Она немного помолчала, словно к чему-то прислушивалась, и Саске молчал вместе с ней, давая женщине, которая будто чувствовала, что её собеседник каждое слово и эмоцию пропускает сквозь себя, более того, позволяет им осесть у себя на душе, время собраться с мыслями и мужеством, чтобы продолжить нелегкий разговор, для них обоих. Саске не хотел так. Он даже подумать не мог, что ему придется столкнуться с настолько жизненными реалиями, но они были таковы, и с ними нужно было смириться и принять их, потому что его любовь к Наруто была настоящей, а настоящая любовь – это не только безмятежность и радость. Любовь – это умение разделить с возлюбленным каждый миг его жизни, в том числе и такой, болезненный и, откровенно говоря, пугающий.

- Наруто было одиннадцать, - наконец, продолжила Кушина, но, говоря о сыне, её лицо так и не просветлело, а, наоборот, на нем отчетливо проступила сеточка до этого едва заметных морщин, словно печать разъедающей её сердце боли, - и мы с Минато гордились тем, что у нас растет такой смышленый и жизнерадостный сын. Наруто стал нашей отдушиной, за которой мы прятали свою боль. Мы с мужем пытались любить Наруто за двоих, и были за это наказаны, - тяжелый вздох, а после поток просто ужасающих слов, которые для Саске были хуже приговора на мученическую смерть.

- Сперва мы все воспринимали как игру, - с горькой усмешкой продолжала женщина, - ведь многие дети придумывают себе друзей, о чем-то фантазируют, бояться темных чуланов и шкафных монстров, поэтому и не придали значения тому, что Наруто изменился. Знаешь, Саске, - Кушина повернулась к нему, положив руки на стол, и посмотрела, уже не скрываясь, влажными, но все равно так и не пролившими слез глазами, - Наруто так ждал появления братика, что, когда я вернулась из больницы одна, он продолжал твердить, что братик родился. После он стал убеждать нас в том, что играет с неким мальчиком, очень добрым, но слегка задиристым, после, что упал с дерева потому, что его невидимый друг его толкнул, что разрисовал краской школьные ворота потому, что его новому другу это показалось забавным, и прочее, прочее, прочее, на что толкал его этот невидимый некто.

- Для переходного возраста вроде как было рановато, да и не был Наруто никогда столь непослушным и хамоватым. А ведь он, действительно, начал дерзить, - со вздохом продолжила женщина, и Саске заметил, с какой силой она сцепила пальцы в замок только бы не выдать, что у неё трясутся руки, - стал просто неуправляемым, дрался с другими детьми, не слушался ни учителей, ни нас, порой, вытворял такое, что больше походило не на шалость, а едва ли не на преступление. Мы с Минато пытались с ним поговорить, но Наруто все сваливал на своего невидимого друга, мол, это он его заставляет, подначивает, говорит, что, кроме него, его никто не любит и не понимает, что все вокруг считают его монстром и уродом, даже мы, родители, так считаем. А ведь, и правда, - Узумаки удрученно покачала головой, - его так и называли, монстром и уродом, - Кушина резко вскинула голову, - малолетним демоном, - Саске вздрогнул, как от хлесткой пощечины, но заставил себя слушать дальше, хотя, казалось, это было выше его моральных сил. Хотелось все забыть, обратить время вспять и даже не вспоминать о том, что он, ухватившись за осколок истины, вывернул нутро столь зловещей подноготной. Но отступать было поздно. И некуда. Оставалось только смириться и приложить все усилия для того, чтобы понять.