Нужно было смириться и либо, гордо вскинув голову, удалиться к себе, либо мыться так, в холодной, что, похоже, и придется сделать, потому как предъявлять какие-то претензии Какаши бесполезно, а требовать от него что-то и подавно. Было обидно, не так как с курами, конечно же, но достаточно для того, чтобы Саске начал шумно пыхтеть через нос и хмурить брови. Казалось, что Хатаке хочет сломить его волю, перекроить его внутренний мир, вывернуть его душу наизнанку, превратить в чистый лист, на котором после можно будет написать все, что угодно, но вряд ли отец мог дать одноглазому такую установку. Вряд ли, да, но это же был Учиха Фугаку, человек, который, без тени сомнения, вычеркнул из своей жизни старшего сына, так что от него можно было ожидать чего угодно.
Ну, уж нет, не будет этого. А с Саске такое бывало, впадал он в крайности, особенно, если это касалось его гордости и убеждений, что он не любил демонстрировать на людях, считая такую черту своего характера недостойной фамилии Учиха, хотя, как подростку, подобные метания он мог себе простить. Раз его хотят сломать – он будет противиться до последнего, но не сдаться, даже если ради этого ему придется пройти через унижения и лишения, тем более что холодный душ – это не смертельно, по крайне мере, если он заболеет, то виноват в этом будет только Какаши.
Не менее резко сорвав из себя полотенце, Саске уверено шагнул под душ и тут же снова зашипел, но не от того, что вода была ледяной, а как раз наоборот, потому, что она была горячей. Не мог подросток в это поверить, не укладывалось у него это в голове, диссонировало с тем, насколько он решительно и негативно был настроен против своего надзирателя, но факт оставался фактом – Хатаке, специально для него, набрал горячей воды из-под крана и залил её в бачок. Когда одноглазый успел провернуть это нехитрое дело, Учиха не знал, не видел и даже мысли не допускал о подобном, но и благодарить Какаши, пусть тот, возможно, и заслуживал простой, односложной фразы в свой адрес, не собирался, считая заботу о себе прямой обязанностью своего попечителя.
И все-таки его нервная система, да и психика, скорее всего, не выдержит подобного издевательства несколько месяцев. Во-первых, потому, что он никогда не примет и не смирится с тем, что его запихнули в эту дыру только для того, чтобы перекроить его ориентацию лишениями, а, во-вторых, потому, что сам Хатаке Какаши своим поведением доводил его до белого каления, при этом упрекнуть одноглазого в чем-то, тем более переспорить его, было невозможно. Казалось, Хатаке – это скала, грубая, необтесанная и непробиваемая, но при этом скрупулезно хранящая в себе множество заманчивых тайн. Все эти мысли подростка были к тому, что фермер поразил его дружелюбием и участливостью за завтраком, а ещё тем, что, похоже, все-таки проявлял к нему и уважение, и снисхождение, и понимание, хотя Саске не мог не признать, что это задевало его, то есть столь несвойственная, пусть и грубая забота, которая поселила в его душе сумятицу и противоречивые эмоции.
- Ты, Саске, это, - после продолжительного молчания за завтраком, словно до этого они говорили о чем-то обыденном, начал Хатаке, - учти просто, что ты сейчас не в большом городе, а в маленькой деревеньке, где все друг друга знают, и где каждому есть дело до жизни другого, в том числе и личной.
- О чем это вы? – Саске сразу же нахохлился и подобрался, понимая, что его пытаются нравоучать, пусть это и было похоже на заботливое предупреждение. Скорее всего, Какаши делал намек на то, что ему не стоит открыто демонстрировать свои нетрадиционные наклонности, предостерегая, чтобы он даже не думал проявлять интерес к кому-нибудь из деревенских парней, словно чувствовал, что один, этот самый, деревенский, уже приглянулся Учихе. И это возмутило подростка. Пусть он ничегошеньки и не смыслил в особенностях деревенской жизни, но Саске достаточно хорошо знал о том, что свою личную жизнь нужно держать при себе, в скрупулезной скрытности, потому что не только в глубинке, но и в городах именно это, личное, всегда, во всем времена и наиболее, интересовало народ. Неважно убил ты кого-нибудь или же обокрал, хулиганил или разбойничал, был нечестен на руку или же растерял последние крохи совести, главное, с кем ты связан узами – партнерства, дружбы, любви или секса. Это всегда интересовало массы и это же всегда становилось причиной самых громких скандалов и среди богемы, и среди разнорабочих обывателей – этот урок Саске выучил уже достаточно хорошо. Именно поэтому, сейчас, когда Какаши пытался столь неумело открыть ему глаза на правду деревенской жизни, Саске снова вознегодовал, понимая, что его самого принимают за несведущего простачка.