Паучий престол I (СИ)

- Надо, - с умным видом протянул Саске, фыркая, дабы не шипеть, потому что ощущения были не самыми приятными, можно сказать, из разряда тех, когда челюсть сводит от мнимой оскомины. – Я ещё и на плаванье хожу, - продолжал брюнет, стараясь не поддаваться чувству правильности происходящего, когда его голова покоилась на коленях Намикадзе, а сам блондин хлопотал вокруг него. – Оно мне больше нравится, чем кендо, но, как сказал мой тренер, - брюнет выразительно потряс указательным пальцем здоровой руки, - рожденному летать – плаванье ни к чему.

- Странная мудрость, - констатировал Намикадзе, задумчиво играя с прядкой его волос. – Гарадская, - они ещё с минуту помолчали, просто рассматривая лица друг друга, пока Киба возился с его рукой, обтирая её чем-то влажным и пытаясь не задевать края ран, и Саске изредка шипел, морща нос, на что блондин лишь фыркал, с каждым разом все медленнее скользя пальцами по его смоляным прядям.

Этот миг был слишком быстротечным, чтобы делать какие-то выводы, но оказался достаточным для того, чтобы развеять те остатки неловкости, которые все ещё сковывали их обоих. Бесполезно убеждать себя в том, что это тяга к неизвестному и неизведанному. Глупо считать возникшую между ними связь дружбой. Недостойно человека, который никогда не считал себя наивным и, конечно же, который старался быть максимально честным сам с собой, отвергать и отрицать то, что было слишком очевидным. Наруто уже заполучил его сердце, не сделав для этого практически ничего, но в этом-то и была вся соль. Он влюбился в этого человека не из-за чего-то или же почему-то, а просто потому, что это был Намикадзе Наруто и никто другой.

Помнится, два года назад, он пытался разобраться, почему брат, которому не было равных и перед которым были распростерты все дороги, желая, жаждая, чтобы он ступил именно на одну из них, отвергает все перспективы и возможности ради одного человека. Может, если бы это была женщина… если бы даже парень, но не с таким прошлым… если бы эти отношения не ломали Итачи, как личность, и не были столь болезненны… Да, может, тогда он бы смог понять – так тогда считал Саске – но связь с бывшей шлюхой и наркоманом, с человеком, который не мог дать ему ничего взамен, кроме своего тела и пылких слов, узы, которые клеймили, причем несмываемо, подросток понять не мог.

- Просто люблю, Саске, - вот что ответил ему Итачи, спокойно, с пониманием выслушав пылкую речь юного Учихи, который за обидой, досадой и вспыльчивостью пытался спрятать ревность, ведь, получалось, теперь его брат, тот, кто пятнадцать лет был рядом даже тогда, когда их разделяли сотни миль, теперь принадлежал другому, и Саске не мог, да и не хотел сопротивляться этому недостойному чувству. – Просто любить – это намного сложнее, но и намного искреннее, ответственнее, чем любить за что-то или почему-то.

Тогда он надулся, не соглашаясь с братом, но пытаясь понять его чувства, хотя так и не понял… по крайней мере, до этого момента. Пусть это и казалось невозможным – влюбиться за несколько дней – пусть, может быть и такое, это чувство и не то, великое, светлое, единственное и на всю жизнь, но это была его первая любовь, а подобные вещи никогда не забываются и не покидают сердце. Подобную, человеческую, слабость мог позволить себе даже Учиха Саске.

- Ну, более-менее, - где-то на заднем фоне озадачено-виновато пробормотал Киба, и мир для двоих плавно, словно клубы пара, отступил, оставляя после себя застенчивое послевкусие, вот только за эти секунды Саске, даже осознав собственные чувства, так и не смог понять, что же скрывалось за этим мягким, понимающим, заботливым взглядом Намикадзе.

- Приведи мою лошадь, Киба, - попросил блондин, и Учихе оставалось только продолжать удивляться тому, как Наруто может давать распоряжения так, что они не звучали, как приказ, но при этом и без лишних слов и интонаций было понятно, что они не подлежат обсуждению и их исполнение обязательно. – А ты, Саске, попробуй подняться, - брюнет только вздохнул: честно сказать, он был бы не против ещё полежать вот так, посреди полевой дороги, в пыли, с растрепанными волосами и разодранной рукой, только бы это ощущение близости никуда не улетучилось, оставшись лишь воспоминанием.