Паучиха. Личное дело майора Самоваровой

Самоварова, вымотанная к вечеру настолько, что язык ворочался с трудом, старалась, как могла, на вопросы отвечать. Но как-то вдруг поняла, что Анька жаждет не столько ее ответов, сколько конфликта, на который всякий раз намеренно провоцирует мать, начиная глупо и неумело спорить.

Красивая, спокойная девочка с густыми каштановыми волосами и неизменной книгой под мышкой превратилась в гадкого и агрессивного утенка. Кожа ее сильно испортилась, и Анька, постоянно выдавливая прыщи, проблему только усугубляла. Дочь стала угловатой и дерзкой, а свои шелковистые волосы начала вытравливать перекисью водорода, в домашних условиях добиваясь эффекта мелирования.

На разумные замечания матери Анька отвечала агрессивно и постоянно ее в чем-то обвиняла.

Только спустя время, наблюдая, сколь остро дочь переживает свои заканчивавшиеся неудачей романы, Самоварова поняла, что женская сущность дочери, требовавшая постоянной подпитки обожанием и восхищением, которых не хватило в детстве, взяла верх над умом и интеллектом.

Анька, воспитанная, с одной стороны, книгами, с другой — пустосмешками-подружками, незаметно превратилась в классическую женщину со всеми вытекающими плюсами и минусами. Влюбчивая и нежная в начале отношений, при возникновении любых проблем с парнями она превращалась в настоящую фурию — скандальную и истеричную.

Не имея перед глазами положительного примера — здоровых отношений отца и матери, — Анька не обладала не только гибкостью, но даже элементарной женской хитростью.

Устав давать подросшей дочери советы, Самоварова махнула рукой на ее многочисленные и недолгие романы, и Анька, замкнувшись в себе, лишь изредка делилась с матерью подробностями личной жизни.

После тридцати, убедив себя в том, что она уже «товар не первой свежести», Анька стала сдавать позиции соблазнительницы и незаметно пристрастилась к выпивке.

К счастью, в тонусе держала работа — на что училась, в том и сгодилась, — дочь работала переводчиком с французского.

Почти ежедневно ей надо было общаться с людьми и хорошо выглядеть, и эта важная для женщины деталь не давала ей окончательно распуститься.

И потому появление в жизни дочери Олега, простого и душевного парня, который сразу принял Аньку со всеми потрохами и даже хотел от нее, почти сорокалетней, ребенка, явилось для Варвары Сергеевны настоящим выдохом, получившей четкие контуры надеждой на то, что у дочки будет нормальная семья.

Пока Самоварова тесно не соприкасалась с молодыми, общаясь с ними на нейтральной территории (пару раз в месяц, по инициативе Аньки, они встречались в городских кафе или ресторанчиках), Варвара Сергеевна была совершенно спокойна.

Картинка влюбленных друг в друга, еще молодых, по меркам нынешнего времени, людей, не только радовала, но словно очищала ее совесть, ведь в прежних неудачах дочери Варвара Сергеевна винила себя — «не донесла, не заложила, не привила…»

Теперь, регулярно становясь свидетельницей дочкиных фырканий и не всегда уместных язвительных замечаний в адрес Олега, Самоварова молила небо, чтобы у спасателя оказалось достаточно любви и терпения, ведь Анька, по сути, была все так же, как в детстве, простодушна и беззлобна. Именно Олегу, как чувствовала своим материнским сердцем Самоварова, удалось разглядеть в ней хрупкость жаждущей простого счастья женской натуры.

С Валерием Павловичем, собранным и честным — в противовес ее родному отцу, — дочери сразу удалось установить контакт. Общение их было легким и ни к чему, на первый взгляд, не обязывающим. Но Самоварова хорошо улавливала, что за этой внешней легкостью скрывается искреннее уважение к доктору со стороны Аньки, а со стороны Валерия Павловича — принятие этой важной части жизни Самоваровой, без иллюзий и прикрас.

Будучи хорошим психиатром, доктор как никто другой понимал, что Анькина экспрессивность — всего лишь отголосок сформированных некогда неправильных паттернов поведения.

При возникновении мелких конфликтов он часто шутливо заступался за Аньку, наедине же просил Варварву Сергеевну не заморачиваться и не сгущать краски.

И Самоварова очень старалась именно так и поступать.

Но после незадавшегося разговора о гемоглобине и мусоре, вызвавшего у дочери столь неадекватную реакцию, обстановка в доме незримо накалилась. Причиной тому была Анька.

Расставшись с Мариной Николаевной, Самоварова решила в очередной раз побаловать единственную дочь. Она зашла все в ту же любимую кондитерскую и прикупила к ужину лавандовых эклеров.

Накануне вечером Олег принес телячью вырезку, овощи, йогурт и хлеб, в очередной раз избавив Варвару Сергеевну от необходимости тащиться в магазин за продуктами.

Анькин рабочий день был ненормирован. Как правило, до обеда она в качестве переводчика сопровождала экскурсионные туры, а после подрабатывала репетиторством. С появлением в жизни стабильности, которую привнес Олег, дочь наконец приучилась тщательно планировать дела, и нагрузка у нее была теперь полной. Чтобы не тратить время на дорогу, она часто обедала в городских кафе.