Паук из Башни

— Я отвечу вам так, Аррен л’Калипса, на мой взгляд, самый компетентный и верный слуга короны, которого только можно найти. Среди всех тэнкрисов, служащих на государственных должностях, он, как никто, заботится о законности наших действий и гарантиях прав личности. Именно такие, как он, стоят между моей службой и подданными империи, не давая мне хватать с улицы каждого, кто покажется мне подозрительным, и вести дознание с пристрастием. Аррен л’Калипса всегда защищал вас и ваши исконные права, не допуская произвола среди слишком деятельных и властных танов. Я знаю его больше десяти лет, мы вместе воевали в Малдизе, и пока я возглавлял наступления, он грудью становился на защиту наших подданных и пытался спасти как можно больше жизней. Я арестовал Мирэжа Зинкара бездоказательно и подверг его долгим мучительным допросам с пристрастием. Вчера ночью выяснилось, что я был прав. Но! Мои действия вызвали народные волнения по всей столице. Вы должны помнить ту ночь. Во избежание более обширных беспорядков тан л’Калипса лично появился в Черепе-На-Костях. Обратите внимание, он действовал с полного одобрения его Императорского величества, то есть поступал в интересах империи, и только ее!

О том, что я, притащив Зинкара в застенки, тоже действовал с поддержкой Императора, я умолчал. Великий монарх непогрешим, любое его решение — святой закон, и ни один глупец не посмеет даже заикнуться о том, что он допустил ошибку. Император не ошибается.

— Завершая ответ на ваш вопрос, скажу, что вчера я был в доме, из которого сбежал враг нашего народа. Тан л’Калипса потерял многих отличных сотрудников, которые погибли, мужественно исполняя свой долг. Они не привыкли бежать, как и он. Сегодня его здесь нет, и он не может сказать слово в защиту своей чести и репутации, но не страх и не стыд тому причиной! Тан л’Калипса сейчас следит за приготовлениями к церемониальному погребению своих людей. Он слишком занят, объясняя вдовам и осиротевшим детям, почему их отцы и мужья поступили правильно, отдав свои жизни во благо нашей великой родины! А теперь прошу простить меня! Знаю, что обещал ответить на несколько вопросов, но, увы, время действительно не терпит!

Надевая плащ, я успел посмотреть в глаза л’Зорназа. Верховный обвинитель сохранил каменное спокойствие на лице, но внутри него полыхал пожар, пламя ненависти и злобы буквально рвалось наружу. Такой накал эмоций не смог бы удержать ни один человек, более того, человек бы мог повредиться рассудком, испытывая эмоции тэнкрисов! Они слишком опасны для людей, слишком сильны. Если любим, то один раз и навсегда, если ненавидим, то до гроба. Только мы можем играть спокойствие, испытывая испепеляющий гнев. Примерно так поступил л’Зорназа, ведь я сделал все, чтобы ему навредить, как бы мерзко ни было защищать безупречного тана.

— Не одни только парламентарии могут красноречиво говорить. Вы могли бы стать политиком, если бы…

— Если бы не дурное происхождение? — перебил я Морка с улыбкой, быстро шагая по коридорам Скоальт-Ярда.

— Если бы захотели, — недовольно договорил аквили.

— Мой дорогой друг, я согласен отмораживать конечности во время слежки, мараться в крови и дерьме, разгребая весь тот бардак, который оставляют после себя заговорщики, шпионы и прочая шваль, но я никогда не позволю затащить себя в мир политики, где бал правят такие, как л’Зорназа и л’Калипса! Попомните мое слово, господин Морк, воры и убийцы честнее!

— Куда вы теперь?

— Во дворец. После вчерашнего я оказался единственным, кто был прав хоть в чем-то. Теперь перепуганные идиоты всех мастей считают, что, если доверят мне управление поисками и дадут больше ресурсов, я внезапно всех спасу.

— А вы не спасете?

— Марцеллус, — я остановился, — можно я буду с вами откровенен?

— Рискните.

— Я понятия не имею, что делать. Но сделаю все, что в моих силах. Могу ли я рассчитывать на ваше сотрудничество?

Авиак нахмурил бровные перья, внимательно посмотрев на меня. Прежде я никогда не просил его о чем-то подобном открыто, все наши отношения были регламентированы табелью о рангах, благодаря которой я имел приоритетное право запрашивать поддержку Констеблиата и ош-зан-кай. Личная просьба значит куда больше, это не приказ, это предложение войти в сговор, предложение без определенных условий и гарантий. Это буквально заданный напрямую вопрос: «Ты мне доверяешь?» А в нашем мире это вопрос ценой в одну, а то и в две головы.

— При одном условии, тан л’Мориа.

— Слушаю.

— Меския превыше всего.

— Разве может быть иначе?

— Может. Все вы, тэнкрисы, воплощаете эгоизм в самых разных его ипостасях. Все вы говорите, что служите стране, и вы даже служите ей, но гораздо выше превозносите себя. Не собираюсь рисковать и единым перышком ни ради вас, ни ради любой другой акулы в нашем пруду. Но ради страны рискну и клювом. Понятно?

— Кристально. И я не акула, я обычная тощая щука, пытающаяся выжить.