Паук из Башни

Оказавшись наедине со мной и Себастиной, Тузз несколько поубавил обороты. Он стал ожесточенно вытирать лицо рукавом и сверлить меня ненавидящим взглядом. Да, этот ублюдок искренне меня ненавидит.

— Скажи мне, человек, когда убийца, грабитель и просто мерзавец перешел определенную черту и превратился в изменника родины?

— Да пошел ты! И твоя родина тоже пусть идет! Сборище тэнкрисских ублюдков, подмявших под себя все и вся, душители народа, вы…

— А ты прилично наглотался вражеской агитации.

— Все, что говорит он, правда! Вы болезнь, древняя и гнилая! Убийцы младших рас…

— Видов, Тузз. Раса — это подвид разумного существа, существующая внутри одного вида. Мы с тобой никак не можем считаться представителями одного вида, я бы этого не пережил.

— Высокомерная тэнкрисская тварь! Думаешь, тебе все позволено?

— Не все, но многое. По праву рождения и принадлежности к высшему виду.

— Вот-вот! Высший вид! Вы анархаизм!

— Анахронизм, Тузз.

— Да пошел ты, собака режима!

Я рассмеялся, искренне и честно, рассмеялся, потому что мне было смешно. А потом я выбросил вперед руку и схватил его за горло.

— Тузз, ты забываешь, что твоя дерзость и гнилая злоба могут напугать только таких же низших тварей, каковой ты сам являешься. Не меня. Ты ошибаешься, если думаешь, что достоин говорить со мной на равных, ибо между мной и тобой пропасть. Мы не равны, тэнкрисы и люди, мы выше вас и совершеннее во всем, мы старше, мы долговечнее. Ты ошибаешься, думая, что имеешь право решать, что тебе делать в обход мнения правителей сего мира. Ты низшая тварь, тупое и жадное животное без капли чести, уважения к жизни и желания оправдывать свое жалкое существование хоть чем-либо. Паразит, мерзкий и наглый, совершенно не понимающий реального положения вещей! И мне приходится тратить время, чтобы говорить с тобой! Ты хоть понимаешь, как это унизительно для меня?!

Его сердце разорвалось, и труп рухнул на пол. Кожа Тузза приобрела пунцовый цвет, все вены вздулись, из ноздрей пошел едва заметный пар, на губах запеклась вскипевшая кровь. Человеку не под силу выдержать гнев тэнкриса. Да и не всякий тэнкрис сможет выдержать мой гнев, ибо он гуще, темнее. Наследие отцовской крови.

— Он заслужил это, хозяин.

— Он заслужил имперское правосудие.

— Вы выше правосудия, хозяин.

— Никто не выше правосудия. Даже Император не выше правосудия. Он сам правосудие… А знаешь, что я думаю, Себастина?

— Нет, хозяин.

— Я думаю, что, если мое существование над правосудием и законом может защитить и закон, и правосудие… я не смогу работать с этими гирями, которые меня ограничивают. Никогда больше.

— Хозяин?

— Если мы переживем это, я подам в отставку. А если меня не отпустят, саботирую работу ведомства. Хотя я льщу себе. Возможно, после того что я собираюсь сделать, меня сошлют на каторгу или сразу обезглавят, даже прошение об отставке подавать не придется. Если я переживу все это.

Инчиваль все подготовил. Лично я не заметил в глинистой массе никаких изменений, но он убедил меня, что теперь она ближе к идеалу, чем четверть часа назад.

— Ты уверен? Может, есть другой путь?

— Инч, в моей голове, безусловно, работает самый совершенный мозг в империи. Возможно, в мире. Неужели, при наличии альтернативы, я бы пошел выбранным путем?

Он лишь хмыкнул и от всей души впечатал мое лицо в чашу с магической глиной. То, что я ощутил далее, походило на обширное онемение лицевых мышц. Наверное, это мне обеспечил Инчиваль, так как он обмолвился, что процесс накладывания заклинания будет болезненным. Пришлось задержать дыхание, а когда чашу убрали и парой осторожных движений ножом прорезали ноздри, я смог втянуть воздух. Так же осторожно Инч прорезал мне рот и с особым старанием открыл глаза.

— Слышишь меня?

— Уши мне не залили.

— И глаза того же цвета, и клыки никуда не делись. К сожалению, ну, хоть голову брить не придется. Однако все не так плохо. Я ожидал частичного паралича лицевых мышц или даже отторжения.

— Вот как?

— Да. Повторяю в сотый раз, у меня нет опыта в иных техниках, чем боевые и исследовательские. К тому же танов с твоей физиологией никто никогда не изучал, возможно, ты первый сын двух сторон в известной нам истории.

— Дай мне зеркало.

— Э-э… надо еще нарастить ресницы, брови и пегментарные пятна.

— Зеркало.

Он передал мне небольшое дамское зеркальце, не хочу знать, откуда оно у него взялось, и оттуда на меня взглянула гнусная физиономия ныне покойного Тузза. Меня передернуло.

— Ты слишком высок и худ, придется нарядить тебя в мешковатый плащ, чтобы было незаметно, что ты передвигаешься на полусогнутых, и добавить обрюзглость. Можешь подделать голос?

— Легко.

— Правда?

— Прятаться и обманывать — моя профессия.