Паук в янтаре

– Это право на жизнь. Любой заслуживает искупления, разве не так? И я… особенно я. – Я не удержалась от скептического хмыканья. – Не веришь. Что ж, вот второе условие, оно совершенно иное: я хочу, чтобы ты добилась пересмотра законов в отношении таких, как мы. Сделала так, чтобы нас не уничтожали за один только факт существования. Ментальная магия – это не приговор, это то, что дается нам при рождении. Мы не выбираем ее… и становимся монстрами лишь потому, что сама жизнь вынуждает нас. А текущее положение дел в королевстве всецело способствует этому.

Он был прав. Я не могла этого отрицать. И пусть я не была уверена, что стоит доверять создание ментальных артефактов душевнобольному, но это… это требование звучало на удивление разумно и взвешенно. Слишком разумно для безумца.

– Пообещай, малышка. Пообещай, что выполнишь мои условия, я знаю, для тебя эти слова не пустой звук. И взамен я помогу тебе. Ты знаешь правду, но только монстр может убрать туман, закрывающий ее. Только монстр может убить слепую любовь. Ты же знаешь…

Был лишь один способ выяснить. Единственный шанс узнать, действительно ли Витторио был сумасшедшим или только притворялся. Выяснить правду – обо всем…

Медленно, не привлекая внимания следивших за нами законников, я сняла перчатки – одну, затем другую. И прежде, чем меня успели остановить, шагнула вперед и коснулась протянутых ладоней.

* * *

Все изменилось. Откровения Витторио будто сорвали все маски, обнажив уродливую неприглядную правду. Я больше не могла отвернуться, закрыть глаза, вернуться к счастливому неведению. Туман рассеялся, и вместо привычной загадочной Веньятты, которую я любила всем сердцем, передо мной вырастал из мутно-серых волн громадный и мрачный портовый город, полный нищеты и грязи за облупившимся ярким фасадом.

Теперь я отчетливо различала трещины, сколы и темные пятна на белоснежной башне неподалеку от своего нового дома. Стонали под ветром покосившиеся корабельные мачты, слышалась примитивная ругань грузчиков и грубые окрики матросов. Помои из окон сливались прямиком в каналы, оседая на дне мутным илом. Грязь текла по выбоинам мостовых. Серые лица людей искажали гнев, тоска, брезгливость, скука, и их темные мысли, невольно считываемые мной, эхом отзывались в душе, поднимая волну глухого раздражения.

Мой привычный мир, полный красоты и счастья, рухнул.

Еще недавно мне так хотелось верить, что будущее, которое так безжалостно отняли у меня в тюрьме, вновь засияло на горизонте. В прохладных покоях ромилийских дворцов или среди виноградников, растущих у подножия вулканов…

До разговора с Витторио я была уверена, что все возможно. Маленький рывок – и все разрешится. Справедливость восторжествует, настоящие убийцы окажутся в тюрьме. Теперь же…

Теперь я не была уверена, что справлюсь. Что хоть кто-то способен справиться с менталистом такой силы, долгие годы копившим внутри зависть и злобу. Витторио считал, что крохотный шанс все же был. Я – нет.

* * *

Черный кот, так и не получивший имени, потерся о мои ноги, стоило мне переступить порог дома. Я наклонилась, пальцами зарываясь в теплую, мягкую шерсть.

Доминико был в ярости. Я чувствовала его в гостиной – темный шторм, замерший в ожидании. Он имел право – я отрешенно понимала это, но…

К тревоге, вспыхнувшей в его глазах, когда он увидел меня, я не была готова. И к жгучему уколу стыда, всколыхнувшегося внутри, как только я осознала, как мой поступок, должно быть, повлиял на человека, которому я была как минимум дорога.

Если не больше…

– Я была у Витторио.

– Я знаю. – Его голос звучал глухо и ровно.

– Это было необходимо. Витторио… ты же понимаешь, он бы не стал разговаривать с кем-то другим.

– Понимаю. – Его руки сжались в кулаки. – Тебе необходимо было… рисковать собой. Ради семьи, ради Веньятты, ради людей, которые важны для тебя. Я понимаю, Яни.

Он протянул руку, чтобы погладить кота, которого я бессознательно прижимала к себе, и на мгновение меня оглушило силой чувств, которые он сдерживал внутри. Тревога, страх, отчаяние… Он снова оказался на грани того, чтобы лишиться меня, и это практически разодрало его изнутри. Невыносимо, невыносимо…

Лучше бы он кричал.

– Доминико, – мой голос дрогнул, – прости меня.

Я потянулась к его лицу, очертила контур подбородка, плотно сжатых губ.

– Пожалуйста, прости меня. Я не должна была поступать… так. Не должна была рисковать, не подумав, как это может отразиться на тебе. Но я не могла остаться в стороне, понимая, что пострадают невинные. Я…

Он молчал долго, бесконечно долго. Потом уголки его губ дрогнули, приподнимаясь.

– Моя бесстрашная Яни, – усмехнулся он. – Такая же своевольная и упрямая, как истинная уроженка Ниаретта.

Доминико потянул меня на диван. Темная энергия обняла меня, волной пробежав по коже.