Я беспомощно уткнулась в его плечо, едва сдерживая слезы. В душе вновь всколыхнулась утихшая было боль, но Доминико не позволил мне поддаться отчаянию. Мягко отстранившись, он поймал мой взгляд. Отчего-то супруг казался совершенно спокойным, уверенным.
– Пожалуй, самое время тебе кое в чем признаться. Я и так с этим излишне затянул. Во-первых, – он привлек меня ближе и поцеловал так, что по телу прокатилась новая волна жара, – я люблю тебя, Яни. А во-вторых, тебе, наверное, интересно, что же на самом деле стало решающим доказательством против Витторио Меньяри, как мне удалось спровоцировать его на нападение и избежать непоправимого. Это…
И он рассказал мне свой главный секрет.
Узконосые лодочки одна за другой скользили по воде. Покачиваясь на волнах, они неторопливо плыли вперед под полукружьями мостов, с которых свешивались вниз, точно занавес, разноцветные гирлянды, мимо заросших плющом стен и ниш с причудливыми цветами в высоких кадках. На концах тороннов горели путеводными огоньками крохотные магические светильники.
Гости собирались на представление.
От причала, увитого цветами и лентами, вела мощеная дорожка, освещенная расставленными по обеим сторонам горящими факелами. По случаю торжества сад украсили крохотными огоньками, и казалось, будто сотни светлячков опустились на траву, деревья и цветы. Мягкий сиреневый закат скрадывал резкие тени и приглушал краски, придавая всему вокруг мистический флер. Люди-тени медленно двигались по саду, словно исполняя роль в неведомой пьесе.
Дарианна в детстве очень любила театр.
Чета Меньяри встречала гостей у входа во дворец. Дарианна как хозяйка бала стояла чуть впереди, расточая обаятельные улыбки. Аурелио держался за ее спиной. Вопреки традициям, наряды супругов не были парными. Леди Меньяри была одета в цвета рода Астерио, блистая фамильным бело-золотым платьем с кристаллами-накопителями, лорд же отдал предпочтение изумрудного цвета камзолу с серебряной вышивкой.
Кукловод и его послушная марионетка.
Меня не покидало ощущение нереальности происходящего. В негромких разговорах, заученных улыбках и церемонных поклонах чувствовалась наигранность и фальшь. Казалось, что сейчас, в день летнего бала, единственного праздника, когда людям не было нужды прятать своих лиц, они еще сильнее стремились к обману, скрывая истину за непроницаемыми масками лживых улыбок.
В голове мелькнула отстраненная мысль, что Витторио Меньяри, пожалуй, оценил бы этот фарс по достоинству.
При виде нас Дарианна оживилась и помахала рукой.
– Яни! Доминико! Как я рада, что вы оба здесь. Мы уж было начали волноваться…
– Служба обязывает.
Верховный обвинитель коротко поклонился и, не тратя времени на бессмысленные расшаркивания, оставил нас. Дарианна повернулась ко мне.
– Доминико ужасный сухарь, ты не находишь? Бросить молодую жену одну на балу… – Она скорчила обиженную гримаску, но в следующую секунду улыбка вновь вернулась на ее губы. – Одним словом, южане. Дикий народ. Но не волнуйся, сестренка, я не дам тебе заскучать.
Аурелио за ее спиной многообещающе улыбнулся:
– Конечно.
В саду я некоторое время провела среди гостей, отвечая на приветствия знакомых лордов и выслушивая пустые уверения в их безмерном почтении и уважении к молодой супруге верховного обвинителя. Приглашения на званые обеды, конные прогулки и загородные пикники сыпались одно за другим, и оставалось лишь удивляться, как быстро забылись и цепи, и черное платье заключенной.
Все это притворство вызывало глухую неприязнь и головную боль.
Доминико нигде не было видно.
– Янитта…
Я обернулась и поймала пристальный, тяжелый взгляд Аурелио. Лорд Меньяри стоял у живой изгороди лабиринта, сложив руки на груди. Увидев, что я заметила его и остановилась, он вздрогнул, словно очнувшись, и шагнул ближе. Вздохнул, будто набираясь решимости начать разговор, протянул ко мне руку. К счастью, в этот момент кто-то отвлек его, и он на секунду потерял меня из виду. Я быстро отступила в сторону, скрывшись за широкими спинами оживленно беседовавших гостей.
Он не последовал за мной.
Я выдохнула.
И тут мое внимание привлек заливистый женский смех, раздававшийся из глубины подсвеченного магическими огоньками лабиринта. Этот смех, нарочито звонкий и громкий, я не перепутала бы ни с каким другим. Стараясь издавать как можно меньше шума, я подошла ближе.
Мне раньше думалось, что подобные истории уместны лишь в дурных площадных драмах, разыгрываемых бродячими артистами для невзыскательных горожан: сестра пристает к чужому мужу. Я смеялась над ними, ни секунды не веря неубедительной игре. Но я и подумать не могла, что оказаться героем дешевой пьесы будет так неожиданно неприятно. Представление разворачивалось перед моими глазами во всей его неприглядной красе, и усомниться в реальности происходящего было попросту невозможно.