Паутина

Я свернул с Холлоуэй-роуд и поехал по Йорк-уэй через путаницу узких улиц, расположенных за Сент-Панкрас. Вокруг маячили лавки подержанной конторской мебели и заведения, где можно освежиться, темные, с закрытыми ставнями, затаившиеся под железнодорожными мостами. На углу улиц стояли парочки геев: в этом году преобладали словаки и шотландцы. Иногда попадались умопомрачительные сомалийские трансвеститы. Затем я снова свернул к Ислингтону, проехал мимо узкого клина парка — множество деревьев и черных камней, вдоль рядов георгианских домов, по улице, где в припадке дикой ревности Кеннет Хэллиуэлл убил Джо Ортона всего через несколько недель после того, как Пол Маккартни пришел навестить их убогое пристанище. Далее я трижды повернул, двигаясь вдоль Риджент-канала, через лабиринты старых фабрик и викторианских террас.

В одном месте, где-то среди развалин на Олд-стрит, меня догнал патрульный автомобиль. После того как патрульные пристроились ко мне в хвост, я повел машину с максимальной осторожностью. Когда они включили мигалку и сирену, сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди.

Но вот их машина вывернула на встречную полосу и понеслась вперед с огнями и визгом. Я съехал к тротуару, заглушил двигатель и вскрыл последнюю банку пива. Я понимал, что надо кончать с выпивкой за рулем, но мне требовалось рулить всякий раз, когда шалили нервы, а я не мог вести машину и не пить. Мне необходимо было отрешиться от своего бренного тела, стать пассажиром в собственной черепушке, причем на всю поездку, а не только на ее часть.

Я допил пиво и вспомнил Криса Фрейзера. Еще один коллега. Его ранили в выходной день. Он шел домой по Гринлейн, когда увидел беспорядок в лавке, торгующей спиртным навынос. Какой-то тип бейсбольной битой крушил бутылки на полках и вопил в лицо владельцу, что если тот не откроет свою вонючую кассу, то будет следующим. Крис вошел и велел парню положить биту. Завязалась драка. Крис поскользнулся на разлитом кларете. Парень жестоко избил Криса, взял две упаковки жвачки и ушел. Крис месяц провалялся в больнице с черепно-мозговой травмой, сломанными ребрами и раздробленными костями правой руки, той, которой он закрывался от ударов. Он вернулся к работе, но стал страдать жуткими головными болями и полностью потерял выдержку. Начал мертвецки пить. Дважды получал дисциплинарное взыскание, затем его временно отстранили от дел. Шесть месяцев спустя он шагнул навстречу грузовику на шоссе А10.

Не знаю, потерял ли я выдержку после того, что случилось со мной в пору Инфовойны. После Спиталфилдса с той мертвой девушкой, мертвым парнем и мертвыми полицейскими, после внутреннего расследования и политического компромисса меня никто не проверял. У меня не хватило духу уволиться, хотя я знал, что начальство будет счастливо, если я уйду. Мне уже предлагали досрочную отставку. Когда я ее отверг, мне дали спокойную непыльную работенку в Т12: принеси, подай, уйди, не мешай, зарегистрируй и рассортируй. Это была моя естественная среда обитания, но мне катастрофически не хватало всего остального, и я начал заполнять пустоту выпивкой и ночными поездками. И знал, что рано или поздно попадусь кому-нибудь из полиции или охраны, лишенному сочувствия.

Мои мысли вновь и вновь возвращались к серебряному креслу, как язык возвращается к шатающемуся зубу. Трон для детской игры посреди лужи крови, и еще два угла треугольника: веб-камеры, трепещущие от сведений о том, что сделали с девушкой, которая там умерла. Я болтал с Макар-длом о компьютерах и веб-камерах как о пустяках, потому что хотел досадить Варному. Но я понимал, насколько они важны. Ибо над компьютерами, как и над их владелицей, совершили насилие. Кто-то, почти наверняка настоящий изверг, лишивший жизни девушку, вынул винчестеры из компьютеров, забрал информацию, которую они содержали. Здесь можно будет найти какие-то зацепки. Шанс на избавление, на поворот к лучшему.

Труп девушки. Серебряное кресло… Я выбросил пустую жестянку в окно и покатил к дому.

3

Я знаю, что я — нетипичный полицейский. У идеального сыщика нет ни истории, ни семьи. Он — одинокий рыцарь, посвятивший жизнь свершению высшей справедливости. Или упрямый чудак, обладатель тайного знания и обостренной интуиции. Хотя большинство полицейских, глядя вам прямо в глаза, скажут, что служить в полиции — их призвание, у каждого есть свои, настоящие причины. Одни ищут острых ощущений. Другим нужна надежная работа, чтобы растить детей и выплачивать кредит. Я же пошел в полицию потому, что не мог попасть в армию, а теперь сильно подозреваю, что в армию мне хотелось из-за того, что мне недоставало семьи.