Паутина

— Ну куда в таком состоянии лететь, Даш. Даша-а-а-а. На меня смотри.

— К нему… — голос дрожит, и сама себя не слышу. — Я должна там быть. Я чувствую, что должна. Иначе я задохнусь, Фая. Понимаешь? Я задохнусь.

Она кивала головой, прижимая меня к себе, а когда зазвонил ее сотовый, мы все вздрогнули.

— Да. Андрей. В аэропорт еду. Ну что там? В операционную? Когда? Кто оперирует? Да, я его знаю. Толковый врач. Я наберу, как только приземлюсь. Давай. Держитесь там.

Повернулась ко мне, медленно выдыхая.

— Только не лги. Не лги мне.

— Он в критическом состоянии. Никаких прогнозов. Надо ждать, Даша.

— Или никаких шансов? — хрипло спросила я.

— Прогнозов, — упрямо ответила она, — прогнозов.

Я схватила свой телефон дрожащими руками. Холодные пальцы сами пробежались по цифрам, словно выучили свои движения наизусть. Я прижала сотовый к уху, слушая длинные гудки, глядя в никуда… наверное, глядя в себя саму, где все еще по-прежнему адски больно.

Я вдруг почувствовала непреодолимое желание это сделать. Сейчас, в эту минуту. Немедленно. Позвонить. Услышать голос. Хотя бы на автоответчике. Хочу. Безумно, неуправляемо желаю слышать его голос. До боли в груди.

Карина и Фая наблюдали за мной со стороны, как за сумасшедшей.

"Вы, конечно, можете оставить мне сообщение, но я никогда не слушаю этот дерьмовый автоответчик. Поэтому поговорите сами с собой и перезвоните мне позже".

От звука его голоса полетела в пропасть, затрясло всю, как при ознобе. Боже. Я не слышала его голос больше семи месяцев. Я все еще жива после этого? Нет… меня не было все это время. Сердце защемило, заболело от сумасшедшего восторга. Просто голос. Хотя бы вот так, издалека. Я, как наркоман, долго воздерживающийся от дозы, всеми силами избегающий любых напоминаний о наркотиках, вдруг почувствовала смертельную тягу и горячо зашептала в трубку, срываясь на всхлипы:

"Ты обещал. Слышишь? Ты обещал меня не оставлять. Обещал, что я никогда не задохнусь без тебя. Держи свое обещание, черт тебя раздери, Макси-и-им, держи свое проклятое обещание"

Понимаю, что это по-идиотски, что это какое-то сумасшествие, что в никуда звоню, в никуда кричу, в ничто… а там, внутри, хочется верить, что нет этого в никуда. Есть вселенная, есть космос, есть эти звезды. Мои звезды для него по-прежнему горят. Он должен меня услышать. Должен. Иначе зачем все это? Зачем все это было?

В самолете я с такой силой сжимала руку Фаины, что мне казалось, я сломаю ей пальцы, но она не выпускала мои не на секунду. Едва мы приземлились, она выхватила сотовый и снова набрала Андрея.

— Еще оперируют? Ясно. Мы в дороге. Сейчас такси берем. Мы — я, Дарина и дочь твоя. Нет, не встречай. Там будь. Конечно я знаю Русого. Ты звони сразу, если что-то станет известно.

— Почему так долго? Почему, Фая? Ты не врешь? Ты мне не врешь?

— Не вру. О таком не врут. Ты постарайся хотя бы немного успокоиться. Совсем немного. Нельзя тебе так нервничать. Все хорошо будет. Надо верить. Мысль материальна. Возьми себя в руки.

Я когда увидела Андрея, внутри что-то оборвалось, бросилась к нему, рывком обнимая за шею, прижимаясь всем телом, и он меня так осторожно обнял, слегка поглаживая мою спину, а потом я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Хочу спросить, и не могу. Мне страшно. Мне так страшно услышать его ответ. Так страшно, что колени подгибаются. Вопрос задала Фаина.

— Ну что? Как прошла операция?

— Он уже в интенсивной терапии. Все еще никаких прогнозов. Должен начать дышать самостоятельно, но… травма головы, пробитое легкое.

— Давай отойдем, Андрей… — Фаина бросила на меня тревожный взгляд.

— НЕТ. При мне говорите. Я знать хочу. Я все хочу знать.

По мере того, как Андрей рассказывал, я все сильнее сжимала его пальцы одной рукой, а другой свой живот.