Паутина

— Смысл жизни в любви, милая. Она двигает всем этим миром. Как бы циники не изгалялись доказать обратное, но все построено на ней.

— И разрушено все тоже из-за нее. Сожжено, потоплено, растерзано, сломано.

— Это обратная сторона медали.

— У моей медали две стороны одинаковые. Идентичны, один в один. Мне больно. Я живу в этой вечной агонии. И она не кончается. День за днем. Секунда за секундой.

— Ты должна с ним поговорить, рано или поздно. Получить эту свободу.

И тут до меня начало доходить, к чему она клонит, по всему телу прошла волна агонии.

— Поговорить? О чем? О разводе? Рассказать о ребенке? Не-е-е-ет. Я не могу. Не могу говорить с ним.

— Больно. Я знаю. Очень больно. Особенно, когда ты ни в чем не была виновата. Но меня ты не обманешь, милая. Я так хорошо тебя знаю. Ты можешь молчать и делать вид, что ЕГО не существует, но он есть, и это и его ребенок тоже. Вам придется рано или поздно решать. Ты должна будешь сказать. Именно ты. Не мы.

— Фая, я знаю, что должна сказать, знаю, — и тут меня прорвало, наверное, мне был нужен именно этот разговор, это откровение, чтобы окончательно сорваться, дать волю этой ярости, этому отчаянию. — Он забыл обо мне после всего, что со мной сделал. Просто вычеркнул меня из своей жизни. Где он? Фаина, где он? Не надо умолять меня о прощении, не надо. Я знаю, что он гордый, самовлюбленный, проклятый эгоист. Знаю, что не умеет просить. Просто поинтересоваться, позвонить. Я ведь его жена. Почему, Фаина? Почему он со мной так? За что? Теперь, когда знает, что я не виновата. Он ведь знает? Скажи мне — знает?

Сказала и поняла, что именно это сводило меня с ума, и нет конца этой одержимости, этой проклятой зависимости, и будет он втаптывать в меня в грязь, бить издеваться, изменять, я все равно буду ждать, когда он придет ко мне. Ждать, как верная собачонка. За это я ненавидела нас обоих. Я не заметила, что все же плачу. Фаина не ожидала такой вспышки отчаянья, она резко привлекла меня к себе и крепко обняла за плечи.

— Даша, ты не должна себя винить за то, что все еще любишь его. Не должна. Не бывает так, как надо. Я понимаю, ты думаешь, будто сейчас хочешь его ненавидеть, забыть, оттолкнуть, но мы обе знаем, что это неправда, и плачешь ты не потому, что он поднял на тебя руку, а потому что не пришел к тебе…

— Где он сейчас, Фая? Какая шлюха валяется сегодня в его постели? В нашей постели… Он даже не пришел посмотреть, сдохла ли я? Убил ли он меня или нет? Что сделал со мной? Я не свела ни одного шрама, чтобы помнить об этом и никогда не забывать. И знаешь, что? Не помогает. Даже это извечное напоминание не помогает мне не думать о нем, не ждать его. Это отвратительно — ждать того, кто этого не достоин. Ждать и понимать, что не придет. Я не могу так больше, это невыносимо. А сейчас ты говоришь — просить о разводе, рассказать о ребенке? Почему я? Почему не он? Почему не приезжает? Ответь — он знает, где я? Знает? Вы сказали ему, что я не виновата-а-а-а? Сказали?

У меня началась истерика я всхлипывала и цеплялась за ее плечи.

— Даша, посмотри на меня, послушай.

Но я махала руками, вырывалась, я срочно хотела остаться одна. Меня вывернуло наизнанку, всю душу вывернуло осознание, почему мне было так больно. Я должна побыть с этим наедине. Фаина повернула меня лицом к себе, обхватила меня крепко за щеки.

— Максим не изменяет тебе, слышишь? Он не забыл о тебе, не бросил. Милая, ты так хорошо знаешь его. Ты всегда чувствовала его лучше, чем все мы.

Я снова вырвалась из ее объятий.

— Тогда где он, черт возьми? Где? Пусть придет, пусть не трусит и посмотрит мне в глаза. Пусть попытается вернуть меня обратно.

— Мы не сказали ему, что ты жива, Даша. Он считает тебя мертвой. Таково было наше с Андреем решение.

Я какое-то время молчала, впитывая, осознавая ее слова, потом обессиленно села на постель, прижимая руки к животу и чувствуя, как взволнованно пинается малышка.

— Вот и хорошо, — тяжело дыша, вытирая слезы, — вот пусть и не знает дальше. Пусть не знает. Не хочу его в нашей жизни никогда. Никогда больше. И не говори со мной о нем. Я запрещаю. Ни слова о нем. Ни единого. Я буду решать, сообщать ему о ребенке или нет. Я. Он в свое время тоже принимал свои решения сам. Теперь моя очередь, и я его приняла. Если я умерла — пусть так и будет. Я на самом деле умерла для него.

* * *

Иногда, когда мы принимаем решения и считаем, что все кончено, судьба вдруг доказывает нам, что именно это и есть начало. Чудовищно-неправильное начало именно там, где все уже сожжено и покрылось слоем гари. То самое начало, которого слишком ждал и боялся.

Часто, вспоминая свою жизнь, мы не можем просмотреть ее как полноценное видео. День за днем и даже год за годом. Мы помним моменты. События. Мы помним свои эмоции. Не более.

И этот день… именно этот я, кажется, запомнила так же сильно, как и все те, о которых старалась забыть. Это было воскресенье. Солнечное, теплое. Такое противоречие с тем, что происходит внутри. Там холод и вселенская тоска.