Паутина

Да, я понимала, что тогда все доказательства были у него перед глазами, но я… я бы никогда не поверила. Как Андрей, как Фаина. Разве он любил меня меньше, чем они? Он вообще любил меня когда-нибудь? Хотя бы немножко? Я бы боролась, искала и докапывалась до правды, а он приговорил и привел приговор в исполнение.

И меня убивало понимание, что я тряпка, что я просто безвольная проклятая идиотка. После всего, что он со мной сделал, все еще продолжала его любить. До какого дна может опуститься женщина в своей страсти? Где предел той грязи, в которой ее должны искупать, чтоб она все же возненавидела? Неужели я та самая несчастная и жалкая, которая готова простить что угодно, лишь бы ОН был рядом? Неужели меня убивает не то, как он поступил со мной, а то, что молчит? То, что не ищет меня, не приходит ко мне?

А я схожу с ума по своему палачу. Меня трясет от осознания масштабов этого сумасшествия, этой унизительной любви к тому, кто ее не достоин.

И я боялась этих мыслей, боялась себя, что в один момент могу сломаться и снова захотеть его увидеть.

И тогда, в эти самые моменты, я все же ненавидела его.

Не за то, что он насиловал мое тело и драл его в клочья, я ненавидела его за то, что он сжег мою душу и мое сердце, все покрыл пеплом, уничтожил, просто стер меня с лица земли. О насилии я старалась не вспоминать, мне вообще казалось, что той ночью в мою комнату пришел не Макс, а кто-то другой. Кто-то, кто никогда не любил меня, кто вообще не знает, что это такое. Но так же я никогда не забуду, что он меня предупреждал, я знала, на что я иду. Точнее, я думала, что знаю, а на самом деле я попала в лапы чудовища, и люблю я тоже чудовище. Когда он бил меня, я не видела его лица, но я слышала его голос, он звучал в моей голове по ночам, мне напоминали его любые фразы. Те ругательства, что он выкрикивал, те оскорбления, те мерзкие слова, которые он говорил мне, когда разрывал мое тело. И все же возненавидеть до конца я не смогла.

Меня убивало другое — я никогда не верила, что именно со мной он может превратиться в этого зверя.

Я больше ему не доверяла, и никогда бы не смогла доверять. В моей душе поселился страх. Панический липкий страх, что он причинит мне боль снова, если позволю себе унизительно простить его.

А иногда… Господи, какая же я жалкая. Я так хотела, чтобы он меня нашел. До безумия хотела, до боли в суставах, до истеричных рыданий в подушку.

Я хотела его увидеть. Один раз. Чтобы понять, смогу ли я выздороветь и жить дальше без этой одержимости. Я лгала самой себе. Не смогу. Будь он трижды проклят, но я не смогу жить дальше и не вспоминать о нем.

Нет, я не прощу его. Никогда не впущу в свою жизнь снова… Но так же я никогда его не забуду и не смогу перестать так дико и унизительно любить.

ГЛАВА 24. Дарина

Однажды я все же заговорила об этом с Фаиной. В одну из бессонных ночей, которую проводила на балконе, глядя на небо с лживыми звездами. В очередном приступе тоски, о которой неизменно хотелось молчать. Мне надоели сочувствующие взгляды и вопросы "как ты?". Как я? Никак. Или как-то. Я улыбаюсь, я ем, хожу, работаю, не ною, а значит, не нужно спрашивать, как я. Мне так хотелось, чтоб никто не знал о том, как мне на самом деле, но они все равно знали. Близким не нужно ничего рассказывать, они фальшь за версту чуют. Я любила до утра сидеть на полу, облокотившись о стену, если понимала, что сегодня та самая ночь. Потому что закрывала глаза и видела его так отчетливо, так по-настоящему. А если увидела — значит уже не усну. Прошли те ночи, когда рыдала навзрыд и грызла подушку, теперь я принимала эту боль и позволяла ей овладеть мною. Завтра станет лучше на какое-то время, после этого приступа дикой ломки по нему.

— Можно к тебе?

Фаина приоткрыла дверь на балкон, кутаясь в длинный кардиган.

— Тебе не холодно здесь?

— Нет, у меня гормоны, сама знаешь, мне вечно жарко, — попыталась улыбнуться, а вышло как-то фальшиво. — Ты прости, Фай, не обижайся, я одна побыть хочу.

Она тяжело вздохнула, вроде как собираясь уйти, а потом вдруг решительно вошла и села рядом со мной на пол, обхватывая коленки тонкими руками с коротко остриженными ногтями без лака, и тихо сказала.

— Не мучай себя, Даш. Не истязай. Хватит. Смотреть больно.

— Я думаю все время.

— О чем?

— Что будет, если он найдет меня и приедет сюда.

Да, она была права — я себя истязала. И постоянно думала, смогу ли простить, если вдруг он когда-нибудь придет ко мне? Смогу ли забыть? Не вздрагивать от прикосновений. Могу ли я вообще позволить кому-то прикоснуться к себе?

— Ты его боишься? Это самое губительное чувство. Там, где страх, уже нет места любви. Даша, он не придет больше, я обещаю тебе. Слышишь, он никогда больше не придет. Он не причинит тебе боль. Мы с Андреем не позволим ему. Ты нам веришь?