Паутина

— Пошла вон отсюда, — кивнул мне на дверь, но я так и стояла, тяжело дыша и чувствуя, как внутри нарастает взрыв истерики, бешеное цунами ненависти. За то, что вот так. За то, что унизил. При них. При всех. При Фиме своем, при шлюхах этих.

— Я сказал, пошла отсюда к себе. Сейчас.

А я смотрела ему в глаза и чувствовала, что задыхаюсь. Больно дышать, так больно, что хочется драть пальцами грудную клетку и глаза его гадские. Глаза, от которых с ума сходила, глаза, которыми на шлюху эту секунду назад похотливо смотрел.

— Зачем гонишь красавицу? Зачем пугаешь? Иди к нам, девочка.

Макс резко обернулся к узкоглазому мужчине, и тот перестал улыбаться. Потянул руку за бокалом, хлебнул виски и отвернулся к столу, сказал что-то на своем языке и, облапав брюнетку за ягодицы, взялся за кий.

— Фима, убери ее нахрен отсюда и дверь закрой, — Макс потянул к себе блондинку, усаживая обратно на колени, но в этот раз лицом к себе, — давай, продолжай.

У меня взгляд на его пальцах застыл. Вижу, как темнеют на ее светлой коже, и без кольца обручального. Пальцы, которыми ко мне прикасался. Держит ее за бедро, а сам на меня смотрит… и я физически чувствую, как его пьяный взгляд впитывает мою боль, наслаждается ею, пожирает ее глотками.

— Идем, — Фима под локоть осторожно взял, но я сбросила его руку, вздернула подбородок и громко, отчетливо сказала:

— Не хочу уходить. Я хочу отметить день истины вместе с вами. И еще, я так давно не играла в бильярд.

Усмехнулась и прошла к бильярдному столу. Узкие глазки того, кто просил меня остаться, плотоядно сверкнули, когда он осмотрел меня с ног до головы.

— Угостите меня вашим виски? — и, не дожидаясь ответа, взяла бокал и осушила до дна. Узбеки расхохотались, а Фима, Макс и еще двое парней напряженно молчали.

Одна из девочек шепнула другой:

— Зухра, скажи им, что нельзя. Это жена Зверя, слышишь?

Но я опередила их и, игриво запрыгнув на стол, закинула ногу за ногу, поглаживая кий, который стоял рядом. Можно. Все можно. Ему же можно, и мне можно. Чего мне уже бояться, когда у него на коленях шлюха сидит… а меня опустил только что перед своими, как шваль последнюю.

— На что играете, мальчики?

Посмотрела в глаза узбеку и отставила пустой бокал на стол.

— Меня Тахир зовут, и поиграем мы… — опустил взгляд к моему декольте, потом перевел на мои пальцы, скользящие по кию, и, наконец, посмотрел на ноги, затянутые в черный капрон, — на раздевание. Не попадешь — снимешь свой красивый платье. Для начала.

— А если ты не попадешь, Тахир, что сделаешь?

Он расхохотался, что-то сказал своим, и те тоже рассмеялись.

— Наглый и дерзкий девочка. Если я не попаду — сниму с тебя твой трусики и поиграю в тебя на этом столе.

Он протянул руку к моей груди, и я не сразу поняла, что произошло, но через секунду Тахир лежал у моих ног, и хрипел под подошвой сапога Зверя. Двое других людей Тахира уже выкинули вперед руки со стволами. Резко повернула голову в сторону Макса, тот продолжал стоять одной ногой на горле узбека, в руках тоже пистолет, стиснул челюсти. Переводит ствол с одного на другого.

— Шалав уведи отсюда, Фима. Пусть их в город отвезут. Спокойно пушки положили на стол. Все будет, как обещал.

Девицы засуетились, подбирая шмотки, ретируясь босиком к выходу в сопровождении одного из ребят моего мужа.

— Не будет никакого сделка, Зверь. Мы своим в городе скажем, что кидалово это. Перережем ваш брат на рынке, как баранов.

— Значит, не будет сделки? — сильнее нажал на горло узбека, и тот захрипел, извиваясь жирным телом на ковровом покрытии.

— Отпусти моего брата, извинись, сука твоя пусть отсосет Тахиру, потом всем нам, и будет тебе сделка.

Это было так быстро, что я не успела опомниться, раздался сильный хруст, жуткий хрип Тахира и сразу несколько выстрелов. Я глазами расширенными смотрю, как медленно узбеки оседают на пол с круглыми дырками между глаз. Даже не знаю, кто стрелял.

— Зверь, твою ж мать. Ты что творишь.

Голос Фимы взорвал тишину и зазвенел под потолком, сплетаясь с эхом выстрелов.

— Этих в лесу закопать. Тачки в реке утопите, лед хрупкий, ко дну пойдут мигом.

А сам на меня смотрит, тяжело дыша, глаза бешеные и ноздри раздуваются. И у меня адреналин со свистом по венам носится, гудит в мозгах и губы дрожат. Осознание набатом, что только что из-за меня убили троих людей, и пот струится вдоль позвоночника.

— Выполнять, — рявкнул так, что уши заложило. Боковым зрением вижу, как трупы тащат, как по полу кровавые следы тянутся. Макс продолжает на меня смотреть, а мне кажется, он меня не видит. У него взгляд, как тогда, в душе, и мне страшно его опустить, словно перестанет на меня смотреть и сорвется окончательно… он все еще стоит на горле у мертвого Тахира, а у меня в голове секундная стрелка отсчитывает.

— Что со шлюхами делать будем? Они выстрелы, наверняка, слышали.

— Ничего. Они умеют молчать. Тахир мелкая сошка. Его территорию поделят и договоримся с другими узбеками.

— Ногу убери, Зверь.

— Фима?

— Да.

— До завтра схоронись в городе. Потом разрулим. Сюда не суйся. Я утром вернусь к себе.

— Охрану все равно оставлю.