Паутина

Отодвинул полоску трусиков в сторону и одним движением заполнил до упора. Резко. На всю длину. Стонем в унисон… Надсадно, громко. И от его крика свело низ живота судорогой возбуждения. Двигается без пауз, набирая бешеные темп, долбясь на скорости. Так сильно, что из глаз брызгают слезы. Безжалостно и глубоко, раздирая на части, толкаясь в судорожно сжимающиеся стенки лона, цепляя матку. "О господи… мамочкиии… пожалуйста" вслух или про себя, задыхаясь… а по венам струится наслаждение раболепное, противоречивое, и первый оргазм полосует тело, заставляя взвиваться в его руках, орать, изгибаясь к нему, сильными судорогами сжимая его член, и он врывается в меня сильнее, жестче, в одном ритме. Я чувствую его дикость кожей, когда ничего не осталось, кроме одержимого желания обладать. Жадный и голодный, ненавидящий нас обоих за свой голод, и меня током прошибает от его ненависти, сильнее чем от любви. Она острее, она одержимей. И возбуждение держится на уровне в двести двадцать вольт. На запределе.

Я кончаю и плачу от невыносимого наслаждения. Теряя счет времени… теряя счет дикому больному удовольствию, обезумев от криков. Завывая, хрипя, плача и умоляя… нет, не остановиться… умоляя рвать на части, чтобы чувствовать НАС. Хватая его за окровавленную руку и забирая пальцы в рот, до самого горла, засасывая их и кусая, закатывая глаза и заходясь в криках, истекая потом и слезами. Представляя, что это его член у меня в горле.

Я не знаю, чувствует ли он это… сколько раз подряд меня сейчас разодрало от наслаждения грязно принадлежать ему. Принимать его в себе, с размазанной тушью, спутанными волосами, давящейся его пальцами и содрогающейся от очередных диких судорог. Выть его имя и снова сосать пальцы, принимая их глубже, расслабляясь и снова сжимаясь.

Я не помню, как он отнес меня в спальню, бросил поперек кровати и снова набросился в диком исступлении. Словно оголодавший настолько, что все отступило на второй план.

И он кричит со мной сегодня, стонет и кричит… Не стиснув зубы и сдавленным рычанием, как всегда, а криками и громкими стонами, давая ощутить свой голод и удовольствие, выплескиваясь внутри меня и закатывая глаза, запрокинув голову. Он кончает. А мне кажется, что я его наслаждение чувствую каждой порой, меня трясет вместе с ним от восхищения этой порочной красотой и безумной любви к нему.

* * *

После мы оба молчали, тяжело дыша, я боялась открыть глаза, а он не шевелился, так и лежал на мне. Когда приподнялся на локтях, я в панике вцепилась в его плечи.

— Я не спала почти неделю. Не уходи. Пожалуйста… не уходи, Максим.

И он не ушел. Лег на спину, позволяя лечь себе на грудь. Я забылась каким-то тяжелым сном, без единого сновидения. Провалилась в него, судорожно цепляясь за шею Максима и вдыхая его запах… Он так и не обнял меня.

Проснулась уже под утро от того, что поднялся с кровати и пошел в душ. Дальше просить о чем-то бесполезно. Снова отдаляется, выстраивает между нами стены, сомневается. Когда вернулся, принялся одеваться. Я смотрела на его заострившийся профиль, пока он натягивал брюки, застегивал ширинку, рубашку. Смотрела на эту глубокую небритость. На ввалившиеся скулы. На взъерошенные моими руками волосы, и внутри все зашлось от понимания, насколько же все было скоротечно. Уйдет, и как будто не произошло ничего.

Ни слова не сказал больше. Так же молча пошел к двери.

— Максим.

Не обернулся, только остановился, рука у самой ручки двери застыла.

— Я умоляю тебя. Ради нас. Отдай эту пленку кому-то. Пусть ее проверят. Дай нам шанс. Один единственный.

Он вдруг вернулся ко мне и склонился надо мной, глядя мне в глаза. То в один то в другой, а у меня все внутри сжалось, скрутило в узел — в его глазах столько отчаянной тоски, что мне кажется, я физически чувствую ее, и грудь стягивает стальными обручами.

— Проверю. Проверю, несмотря на то, что видел своими глазами…

— Они тебя обманули, — голос сорвался, и я схватила его за руку, сплетая наши пальцы, касаясь раной его раны на ладони, — что ты чувствуешь внутри? Что у тебя там?

Положила другую руку ладонью ему на грудь и под ней его сердце колотится сильно, быстро.

— Там хаос, малыш. Там прошелся торнадо, и там полный хаос.

— Ты не веришь мне даже чуть-чуть? Хоть немножко? Ни одного сомнения?

— Я хочу верить… меня ломает, маленькая. Я глаза себе выдрать готов и поверить… и я ненавижу тебя за это.

— Я не предавала тебя. Это специально… я не могу так больше, Макс. Я просто так не могу. Проверь и вернись ко мне, если узнаешь, что я не виновата… Я все еще готова простить тебя… Я все еще люблю тебя… дышу тобой.

— Я вернусь в любом случае.

Прозвучало, как угроза или приговор. Высвободил руку, и когда за ним захлопнулась дверь, я закрыла глаза и почувствовала, как по щекам снова слезы катятся. Мне может помочь только чудо, и пусть оно случится. Пожалуйста. Одно единственное чудо.

ГЛАВА 15. Андрей