Паутина

В первую секунду ее ослепил яркий желто-розовый свет, преумноженный блеском разноцветной мозаики, украшавшей пол и стены. Эта временная слепота еще сильнее испугала девушку, а окутывающая тишина заставила бессознательно ждать нападения, словно бурю после затишья.

Но как только глаза привыкли, стало ясно, что вокруг пусто: только четыре золотых колонны в десяти шагах от входа поддерживали низкий потолок этой большой комнаты, напоминающей зал. Вдоль стены по левую руку находились узкие арочные окна без штор, небольшое расстояние между которыми заполняли подсвечники из бесцветного стекла.

Длинные, почти с человеческий рост, они напоминали сплетенные между собой спирали и казались настолько тонкими, что никак не могли выйти из-под рук человеческих мастеров. Отчего на минуту перетянули на себя внимание гостьи, дав ей возможность хоть как-то превозмочь обуявшее тело смятение.

Только разум, слишком внезапно напомнивший о происходящем, заставил ее сорваться с места и почти броситься вперед, с каким-то детским страхом вслушиваясь в раскатистое эхо собственных шагов. Девушка словно шла в темноте: ничего не видела, не понимала… Лишь отчаянно искала хоть что-то, за что мог бы зацепиться взор, кроме этих толстых блестящих колон, похожих на грозных стражей.

Но ее окружили лишь изящные подсвечники; вероятно, эта комната служила для приема посетителей, что в какой-то степени подтверждал большой стол, расположенный у дальней стены прямо напротив двери. Его ножки, выпуклые под крышкой и утончающиеся книзу, соединялись тонкой резной проножкой у самого пола, и вся конструкция казалась слишком грациозной для этих суровых краев. Однако деревянный стул с длинной и немного вогнутой спинкой был пуст, и Агата едва ли не в панике оглянулась вокруг, чувствуя необходимость найти хозяина покоев. Ей было так жутко находиться одной в эльфийском оплоте, что казалось, дрожат даже внутренности, отчего дыхание сделалось рваным и поверхностным.

На мгновение оно и вовсе прервалось, когда глаза все же отыскали высокую мужскую фигуру, вполоборота стоящую у окна. Это был Владыка Трандуил — девушка узнала его волосы, похожие на два столпа лунного света, мягко обволакивающие грудь, сокрытую необычной накидкой. Маленькие закругленные фигурки на ней пестрели красками увядающего осенью леса; насыщенный зеленый, оливковый, медово-желтый… будто деревья сплели это широкое покрывало и накинули на плечи Короля.

Но в многочисленных складках царил порядок, дарующий эльфу какое-то странное необъяснимое превосходство, исходившее от него словно тепло от очага. И Агата вдруг обнаружила, что замерла на полпути и уже некоторое время нагло рассматривает чужеземца. Спохватившись, она торопливо присела в реверансе, однако с трудом смогла выпрямить трясущиеся колени, отозвавшиеся резкой болью на эти действия.

Хвала Валар, Ороферион не заметил поклона; он и вовсе не смотрел на свою гостью, отдавая предпочтение далеким горам, которые не слишком внимательно рассматривал через окно. Его неподвижность и чрезмерное спокойствие вокруг давили на девушку будто толща льда, а ожидание превратилось в муку.

Почему Владыка молчит? Ждет чего-то? Или же она совершила какую-нибудь ошибку?

Ответа не было, и Агата могла только кусать губы, напряженно рассматривая странную одежду Трандуила, которая внезапно сменилась аккуратным профилем с тонкими губами и ровным носом. Взгляд сразу же притянули черные брови, ярко выделяющиеся на белой, словно фарфор, коже, что редко можно было встретить у людей.

Как и ту грацию, с которой Владыка Леса повернулся к гостье, заставив ее сердце пропустить удар. Она вдруг ощутила, как сам по себе вытягивается позвоночник, застывая в какой-то неестественной позе, а тело обдает жаром от касания взгляда нежно-голубых глаз; почти таких же, как и у Леголаса. Но было в них что-то отталкивающее, заставившее девушку на миг опустить голову, будто намереваясь защитить свои думы от чужого вторжения.

Она всегда смеялась над рассказами о том, что эльфы способны читать мысли и внушать прочим народам свою волю. Однако сейчас это казалось более реальным, чем заполняющий комнату воздух. И блондинка заставила себя снова заглянуть в лицо чужеземца, не желая быть застигнутой врасплох, потому что еще не избавилась от ощущения детского страха темноты и чудовищ, обитающих в ней.

Сын Орофера продолжал задумчиво рассматривал Агату, словно дожидаясь, когда та закончит мысль. А затем плавно развернулся и шагнул к столу, отчего длинный наряд громко зашелестел, напомнив девушке забытый хруст лиственного ковра.

Это принесло облегчение, слишком быстро развеянное Трандуилом, который поднял руку и взмахнул длинными пальцами, веля приблизиться.

— Дворец заполняют слухи, — размеренно произнес Владыка, опустившись на стул, — о тебе и моем сыне.