Паутина

— Слава богу, большое спасибо, ходим, на хлеб детям находим. Однако торговля идет слабо, людям не нужны книги. Хорошо, если еще купят Коран или «Хафтияк»^[39], а других… сладкоустого Мирзо Бедиля, например, Ходжи Хафиза, Шамси Табрези даже и не спрашивают… Разлюбили люди поэзию, не до стихов стало теперь людям.

— Я вышел искать работу, — сказал вдруг Мирзо Латиф. — Хочу заняться переписыванием книг…

— Переписыванием? Никто вам не найдет подобной работы, люди живут в большом страхе… Неужели вы не видите, как читающих книги хватают — хватают без разбора и, называя джадидами, тащат в зиндан?! Светская книга стала знаком крамолы. Плохое время вы выбрали, Мирзо, очень плохое… А так, почерк у вас, как жемчуг, мы же знаем!

В эту минуту к ним подошел купец-афганец. В руках он держал старую книгу.

— Ассалому алейкум! — поздоровался купец. — Мы нашли этот диван Ходжи Хафиза, очень хороший, только в некоторых местах очень потрепанный. Взялись бы вы нам его восстановить, а?

— Очень хорошо, очень! — проговорил книготорговец, забирая у афганца сборник стихов Хафиза. — Пожалуйста, садитесь! Этот диван действительно редкая вещь! Вах-вах-вах, вы только посмотрите на эти заставки, полюбуйтесь этим чудесным письмом! Однако …да, потрепан он изрядно. Господин, а не оставить ли его вам как есть и купить у меня другой диван Ходжи Хафиза? Диван, который…

— Нет, бобо!^[40] Нам не нужен другой, нам нужен свой. Восстановите этот диван за небольшую цену, и мы будем вечно благословлять память вашего отца.

— Нет, брат, это дело нелегкое и дорогое, одними благодарственными молитвами тут не отделаешься, — усмехнулся продавец книг. — Доход не живет без хлопот!

— Э, бобо, брось канителить, — сказал нетерпеливо афганец. — Сколько ты хочешь за работу?

— Работа требует труда, брат, большого труда… А ну-ка, назовите свою цену?

— Тебе работать, ты и называй!

— Эта работа мне не по силам, ее выполнит он, — кивнул продавец книг на Мирзо Латифа.

Мирзо Латиф взял книгу, с интересом разглядывая безукоризненную каллиграфию букв.

— Чудесно! — не сдержал он восхищения. — Я с радостью возьмусь за работу, и, бог свидетель, книга будет, как новая.

— Сколько возьмешь?

— Право, не знаю, — развел руками Мирзо Латиф.

— А нам откуда знать?

— Ладно, — вмешался книготорговец, — товар лицом продают. Пусть ака Мирзо выполнит работу, а потом оценим ее сообща. Согласны?

— Мы согласны! — сказал афганец.

Мирзо Латиф взялся восстановить книгу за неделю. Домой он возвращался легкой походкой человека, у которого отлично идут дела. Сына Мирзо Латиф увидел на улице в окружении мальчишек квартала. Он замедлил шаг…

— …Такой большой, а ни разу не читал Коран, — петушился один из мальчишек. — А я вот уже кончил один раз, и снова прочел до половины…

— А я два раза!

— Ты читал, пропуская! Пропуская, читал!

— Ну и что ж, зато я два раза прочел, а Гиясэддин ни разу.

— Я прочел «Хафтияк», я знаю азбуку, — оборонялся Гиясэддин. — А завтра вечером я тоже прочту Коран.

Увидев отца, он подбежал к нему.

— Папочка, отведите меня в школу, я хочу учиться!..

— Конечно, сынок, конечно! Ты будешь учиться, я буду работать — все у нас пойдет хорошо.

На другой день Гиясэддин пошел в школу, а Мирзо Латиф вооружился тростниковым пером — каламом, бумагой, положил перед собой книгу и занялся работой. Трудолюбия и упорства ему занимать не приходилось: не прошло и недели, как диван Хафиза был вручен купцу-афганцу таким, будто его переписали заново. На вырученные деньги Мирзо Латиф купил кое-что из домашней утвари и необходимые продукты. Все как будто наладилось, — но недаром ведь говорят, что беда никогда не приходит одна.

Как-то во время игры с мальчишками своего квартала, Гиясэддин произнес несколько русских слов. Ребята удивленно уставились на него.

— Я разговариваю совсем как русский, — похвалился Гиясэддин. — Я в Кагане одевал русскую одежду и играл с русскими мальчиками.

— Может быть, у тебя есть и русская одежда?

— Есть.

— А ну, надень, мы посмотрим.

— Ладно, завтра надену.

Утром следующего дня, воспользовавшись отсутствием отца, Гиясэддин переоделся в форму, в которой ходил в каганскую школу, и незаметно выскользнул на улицу. Мальчишки тут же окружили его, загалдели: «Русский, русский!..» Гиясэддина схватили под руки, потащили к мечети. Здесь сидело несколько мулл и стариков. Увидев среди детей «русского мальчика», они растерялись. Откуда он взялся?

Продолжая галдеть и перебивая друг друга, мальчишки объяснили, что это вовсе не русский, а Гиясэддин, сын «того самого Мирзо Латифа».

— Тьфу, кафир!

— Тьфу, неверный!

Муллы и старики возмущенно зашептались, злобно поглядывая на сбитого с толку мальчика. Неведомо откуда появившийся домулло, учитель Гиясэддина, больно схватил его за ухо и завопил:

— Это еще что такое? Ты одел одежду кафиров, чтобы осквернить наш квартал?

Он плевал Гиясэддину в лицо, на одежду, выворачивал ему ухо, топал ногами и изрыгал проклятия.