Я запомнила ее речь почти слово в слово, — продолжала Патриция, — и до сих пор помню отчетливо. «Я хотела поверить в нашу с ним близость не меньше, чем он, — говорила Ребекка. — Ведь именно об этом я мечтала, сколько себя помню. Но все было совсем не так, как мне хотелось, даже когда он был рядом. Он вообще меня не знал, просто видел во мне единственное существо, которое его любит. Постоянно слал мне подарки, но он с таким же успехом мог купить их для кого угодно. Он создал для себя образ девочки-подростка, которой нужна косметика, духи, крем для ухода за кожей. Мне все это было совершенно не нужно, в свое время я нагляделась, как мазалась моя мать… А он не понимал. Или ему вообще было наплевать. Впрочем, все это уже не имеет значения. Мне больше не надо притворяться, что на свете кто-то помнит и думает обо мне».
Вот теперь-то все прояснилось, тысячи мелких деталей внезапно объединились и придали картине смысл. Поразительное открытие принесло с собой и нечто иное — ощущение родственности душ. Я вспомнила себя в тот злополучный первый семестр, когда оборвалась последняя слабая связь с домом, где я никогда не чувствовала себя своей. Утрата, постигшая Ребекку, точно так же оставила ее без поддержки и помощи.
— Она высказалась, — продолжала Патриция, — и будто изгнала из себя бесов прошлого. И довольно быстро вновь стала такой, какой была раньше, по крайней мере внешне. А вскоре случилось еще кое-что. Эта история тянулась несколько месяцев, но никто из нас ничего не знал, зато юристы, финансисты и еще бог знает кто вовсю работали за закрытыми дверями. Я сама впервые услышала об этом, когда меня вновь вызвали в кабинет начальника. Он первым делом попросил меня хранить секрет, что было мне абсолютно понятно, ведь в случае чего газеты моментально подхватят и раздуют эту историю. Отец Ребекки оставил весьма своеобразное завещание. Он объявил ее своей единственной наследницей.
— Как это? Она ведь получила срок за убийство — разве она могла быть
— И я о том же подумала. Но не забывайте, что ее дело было особым, исключительным. Когда она убила девочку, то по возрасту не могла быть привлечена к уголовной ответственности, к тому же в законодательстве существует столько лазеек. А в распоряжении богатого бизнесмена, такого, как ее папаша, тьма-тьмущая юристов, им ничего не стоит камня на камне не оставить от закона. Однако же и препон, видно, оказалось немало, потому завещание и объявили не сразу. Но в конце концов наследство она получила, не сомневайтесь. В представлении большинства людей это гигантская сумма, больше миллиона фунтов, — тем более почти двадцать лет назад. На свободе Ребекку ждала роскошная жизнь. Трудно было понять, как она восприняла эту новость. Как я уже говорила, она снова стала такой же скрытной, какой была поначалу. Но вряд ли она скакала от радости, услышав о наследстве. По-моему, деньги не имели для нее большого значения. В одном я была абсолютно уверена: выйдя на волю, она не станет ими сорить. После первого же разговора с ней вы бы поняли, что она будет вести тихую, спокойную жизнь… она не из тех, кто жаждет привлекать к себе внимание, да и глупой она ни в коей мере не была. Она отлично понимала, как сильно ненавидят ее окружающие. Если бы после освобождения ее опознали, для нее это стало бы настоящей
Патриция вдруг умолкла, и в ее молчании мне почудилась неловкость, словно до нее вдруг дошло, что она проговорилась о чем-то крайне важном.
— Ну, вот и все, — произнесла она нарочито деловым тоном, — что я о ней знаю. Надеюсь, это поможет вам.
Я поблагодарила ее, и мы распрощались. А потом я пошла на кухню и закурила, делая частые глубокие затяжки, словно с помощью самогипноза возвращала себя в реальность.
Поразительно, как неразборчивая картина стала вдруг совершенно ясной и понятной после телефонного разговора с Патрицией Маккензи. Я бы даже сказала — слишком понятной. Я сидела на кухне, залитой солнечным светом, стараясь вникнуть в суть отношений Ребекки с приемным отцом, казавшихся мне в полном смысле слова трагедийными. Два человека, испуганных и невообразимо одиноких, стараются показать окружающим, как они счастливы, сознавая, что эта иллюзия никогда не превратится в реальность. Два человека, у которых не было ровным счетом ничего общего, кроме полного одиночества…
Однако что-то еще брезжило в глубине сознания, какое-то неясное смятение, которое с минуты на минуту становилось сильнее. Мне казалось, что я упустила из виду что-то очень важное, а потом спохватилась — но не могла решить, что именно это могло быть. Я пыталась сосредоточиться, но ответ ускользал, как решение трудной задачи. В итоге я больше ни о чем не могла думать — сейчас самым главным было сформулировать, что же я упустила.
И ответ пришел. Увядшая женщина средних лет, которая четыре месяца назад приветствовала нас на пороге своего дома серым промозглым мартовским днем…