Никто из них больше не произнес ни слова. Война уже длилась долго, и оба они знали, что она неустанно несет с собой смерть. Друзья и сотрапезники Темплетона гибли десятками. И видел он это отнюдь не сверху; много раз ему приходилось ползти в красной липкой грязи поля битвы, смоченной кровью. София, по долгу службы будучи там, где ведется сражение, причем отнюдь не всегда победное, тоже насмотрелась ужасных последствий этой бойни в достаточном количестве. Она знала, что остается после того, как армии сходятся в битве и уходят с поля брани. На ее руках умерло больше солдат, чем она, наверное, могла сосчитать. Эти мальчики гибли от заражения крови и гангрены, несмотря на то, что она делала все возможное для того, чтобы залечить их раны.
Вскоре, примерно через двадцать минут после того, как прибыл Темплетон, они услышали, как к передним воротам подъехала повозка. Темплетон поднял голову и улыбнулся. По звуку можно было подумать, что это двухколесный экипаж, хотя на самом деле это был тяжелый четырехколесный фургон.
София также улыбнулась в тусклом свете лампы, с трудом освещавшей полупустую комнату. Только их подруга могла столь безрассудно и вместе с тем столь искусно со свистом гнать по дороге грузовой фургон, словно управляя на скачках чистопородным жеребцом, запряженным в легкую спортивную коляску.
Спустя несколько мгновений графиня Скаска Закрита быстро вошла в комнату. Казалось, ей было безразлично, куда она вошла, но Темплетон успел заметить, как ее глаза молниеносно осмотрели всю комнату и находящихся в ней людей.
Она, казалось, была полной противоположностью Софии. Ее длинные и черные, цвета ночи волосы были сейчас туго связаны в узел; глаза ее тоже были черные, серьезные и бесконечно наблюдательные. В отличие от сдержанной, неторопливой Софии, она даже ходила и дышала с сумасшедшей быстротой. Ее ярко-красные одежды и алые ремешки и ленты контрастировали со строгим черным платьем Софии.
По всем правилам эти две женщины с самой первой встречи должны были стать врагами. Вместо этого их дружба продолжалась вот уже два года, и их доверие друг к другу крепло с каждым днем.
— Всем привет! — громко сказала она с довольно сильным акцентом, который даже не пыталась скрыть. — София! От того пересечения дорог мне не встретилось ни души, но меня беспокоят фермы, мимо которых мы должны проследовать.
София улыбнулась.
— У Темплетона сегодня было воздушное крещение. Он говорит… — Она сделала паузу, посмотрела вниз, потом взглянула на Темплетона: — Я могу напутать. Темплетон, расскажи, пожалуйста, Скаске, что ты видел.
Ее голос по-прежнему был тихим и сдержанным.
— Ну… — Темплетон улыбнулся Скаске, и та с готовностью улыбнулась в ответ. — Девятый корпус передислоцировался немного южнее. Так что на дороге, по-видимому, не будет постов. Но я так понял, что вы в этом уже убедились.
— Темплетон, — спросила Скаска, сделав в воздухе элегантный жест рукой, — вы действительно считаете, что, поднявшись в воздух, видите больше, чем оставаясь на земле?
Темплетон не ответил и внимательно посмотрел на нее. Она тщательно следила за лицом и руками, но не все ей удавалось скрыть. На ее запястьях были видны тоненькие морщинки, словно легкие царапины от колючих кустарников в лесной чаще. На ее оживленном лице тем не менее были видны следы усталости после дневных забот. Ее окружал еле уловимый запах пороха, а под ухом было видно небольшое темное пятно от сажи.
— Насколько близко от поля битвы вы находились? — спокойно спросила София. Она была не менее наблюдательна, чем Темплетон.
— Еще чуть-чуть ближе, и мне пришлось бы искупаться в реке. Но нет ничего достовернее, чем увидеть все самой. У меня есть много что рассказать мужу.
Ее муж, граф, был первым секретарем посольства России в Америке, и все, что Скаска хотела рассказать, было интересно не столько ему, сколько генералам и артиллеристам царя Александра.
— Нам нужно что-нибудь сделать перед отправлением? — спросила София.
Скаска хотела что-то сказать, но потом, видимо, раздумала. Ее лицо стало серьезным, но через мгновение оно снова засветилось широкой улыбкой.
— Ничего! Давайте приступим к делу!
Как видно, ее неприкрытый энтузиазм вкупе с решимостью утонченной и внешне покорной Софии сделали Темплетона каким-то наэлектризованным и готовым на все.
— Одеяло, веревка и лошадь, — нараспев произнес он. — Я пойду вынесу груз.
— Мы пойдем с тобой, Темплетон, — сказала София настолько милым голосом, что он никогда не смог бы отказать ей.
Они вышли из дома в ночь; в ночь, которая должна была продлиться еще не более двух с половиной часов. Именно эта часть ночи — время для воровства и контрабанды.
За домом находился старый, полуразрушенный, завалившийся набок сарай с пристройкой, кое-как сбитой из неровных досок и выглядевшей сейчас словно черный треугольник. Дверь пристройки была открыта, но свет от лампы, которую держала София, не мог проникнуть внутрь. И, только когда они, нагнувшись, вошли в пристройку, по обеим сторонам от входа стали видны два ряда внимательных, почти не мигающих глаз.