Паутина прошлого

Маша на секунду задумалась, краем глаза заметив, как за спиной притормозила машина. Что-то сзади кольнуло в шею. Или ей всего лишь показалось, что на секунду, потому что она вдруг вспомнила и эту женщину, и то старое расследование, и неожиданную встречу с Брагиным. Нет, таких совпадений не бывает. А когда очнулась, то оказалось, что она лежит на асфальте. Ее окружали незнакомые люди, высокой брюнетки рядом уже не было.

– Женщине плохо!

– Это ваша знакомая?

Голоса доносились как сквозь вату.

– Нет, я ее не знаю. Увидел, что кому-то плохо, остановился. Она была дезориентирована и уже не стояла на ногах. Если бы я ее не поддержал, она бы разбила голову.

«Нет, не так все было!»

Вместо крика получился едва слышный хрип.

Веки вдруг стали невыносимо тяжелыми, глаза закрылись сами собой. Стоило огромных усилий не провалиться в забытье.

– Заразиться не боитесь? – спрашивал кто-то из прохожих. – Вдруг у нее вирус?

– Но кто-то ведь должен ей помочь, – возражал другой.

Нужно сказать, что она опаздывает…

Но сказать не получалось – Маша не смогла вымолвить ни единого слова.

– Надо вызвать скорую, – откуда-то издалека доносился мужской голос.

– Тут в двух кварталах больница, я ее довезу. Только помогите посадить в машину, – так же издалека попросил другой.

Голоса звучали едва слышно, и Маша поняла, что сейчас вырубится.

Нет! Ей нельзя в больницу!

«Да отпустите же! Помогите!»

Но люди помогали совсем не ей.

Она почувствовала, что ее укладывают в чужую машину.

«Нет! Я должна быть в другом месте!»

Последнее, что она услышала, было:

– Как хорошо, что еще остались неравнодушные люди!

«Нельзя отключаться», – успела подумать Маша, прежде чем скользнуть в забытье.

И вот теперь она здесь. А должна сражаться за сына!

Злость затопила ее. Она вскочила и ринулась к видеокамере.

– Я хочу выйти отсюда! Слышите? – крикнула она. – Что вам от меня нужно? Сделаю все, только выпустите!

Почему-то она была уверена, что сейчас ее услышали, сейчас ей ответят. Она приложила ухо к двери. Да, точно – к камере приближались неторопливые шаги.

План созрел мгновенно. Она схватила одеяло и вжалась в стену рядом с дверным проемом. Послышался лязг отпираемого засова, и… Человек, стоявший за дверью, не ожидал нападения и не был готов к тому, что в лицо ему полетит одеяло, за которым последует удар по почкам.

Маша неслась по коридору вдоль шеренги одинаковых дверей. Тусклый свет редких настенных ламп едва освещал длинный коридор. Добежав до конца, она почти скатилась вниз, в темноту, по полуразрушенной лестнице без перил и уткнулась в запертую дверь. Она навалилась на створку всем телом, но сумела лишь слегка приоткрыть ее – мешала стальная цепь с другой стороны. Сквозь узкую щель пробивался дневной свет, но как Маша ни билась, пытаясь ослабить цепь, расширить щель не удалось. А потом всю правую половину тела пронзила адская боль, рука онемела, ноги подкосились, и она, корчась, рухнула на сырой и загаженный пол – разряд электрошокера оказался совсем не слабым.

Она ожидала, что ее тюремщик придет в ярость из-за побега, напряглась, насколько это было возможно в ее состоянии, ожидая удара, но ничего не происходило. Только откуда-то с потолка медленно капала вода, собираясь в небольшую лужицу у ее лица. Пахло ржавчиной и застоявшейся сыростью.

Чьи-то руки подхватили ее под мышки и поволокли вверх по лестнице. Она слышала, как каблуки туфель, задевая, отсчитывают ступеньки, однако пошевелиться не могла. И вообще ничего не могла, тело ей не подчинялось. Теперь о побеге придется забыть.

Ее приволокли обратно в камеру и бросили на старое одеяло. Натужно лязгнув, захлопнулся засов, перекрывая путь к свободе, к сыну.

Все. Теперь точно все. Глаза намокли, в груди набухал ком раскаяния. Она зарылась лицом в старое, пахнущее мокрой псиной одеяло. «Прости меня, сыночек, что не смогла сражаться за тебя до самого конца. Прости, что оставила одного в этом жестоком мире». Сейчас уже казалось, что она никогда не выйдет из застенков, сгинет тут.

Ее самобичевание прервал истошный женский вопль. Даже толстые стены не могли заглушить звучащий в нем ужас. Женщины так кричат, когда сталкиваются с потусторонней жутью или видят мышь. И Мария теперь знала: она в этой тюрьме не одна, кроме нее здесь есть по крайней мере еще один человек.

Потом она услышала звук открываемой двери, неторопливые шаги, и чья-то рука положила листок бумаги и ручку рядом с ее лицом.

– Последние числа мая две тысячи одиннадцатого, – твердо произнес незнакомый мужской голос. – Припоминаешь расследование?

Паралич постепенно начал отпускать. Маша удивленно дернулась: а это-то тут при чем?

– Напишешь, как посадила невиновного человека, – выйдешь отсюда, – прозвучало уже от двери. – Нет – так и сгниешь здесь.

Затем послышался щелчок задвигаемого засова.

9

Почему Сампсониевский собор?