Паутина прошлого

Этой ночью здесь тоже веселились, только иначе. Свечные огарки на темном рассохшемся паркете образовывали нестройный круг, внутри которого мелом была нарисована пятиконечная звезда, у одной из вершин которой кучковались непонятные символы. Брагин подошел поближе, стараясь разглядеть изображение в центре звезды. «Художник» явно не обладал талантом, рисунок хоть и был выполнен с тщательностью новичка, но выглядел неумелым и схематичным: какая-то тварь топорщила крылья, вцепившись зубами в свой хвост. Подтеки воска указывали на то, что свечи горели всю ночь. На подоконнике нестройная шеренга винных бутылок – как выяснилось, пустых. Темно-багровое пятно на полу привлекло внимание Брагина, он нагнулся, принюхиваясь: нет, не кровь, красное вино. Однако самым интересным оказались многочисленные осколки на паркете. Похоже, в зале кто-то разбил большое, в рост человека, зеркало. И не только разбил, но и порезался – об этом говорили испачканные в крови бумажные платки.

– Вот что-то подобное ей и воткнули в спину. – Фишман держал в руке осколок.

Одна из дверей вела в небольшое помещение, оформленное в мавританском стиле. Стены и ступенчатый купол украшали позолота и тонкий восточный орнамент в коричневато-голубых тонах. С потолка свешивалась стильная бронзовая люстра, навевая мысли о сказках «Тысячи и одной ночи». Если Белый зал помнил балы, нарядных гостей и громкую музыку, то здесь пили кофе из изящных маленьких чашечек, курили кальян или сигары и вели неспешные беседы. Сейчас в углах скопились мелкий мусор и пыль, а на полу возле окна темнели подозрительные пятна. На них и нацелился Фишман со своим чемоданчиком.

Прикрыв глаза, Брагин постарался отрешиться от происходящего, проникнуться духом этого места. Материалист, атеист и поборник логики, он считал, что информация материальна. Во время совершения преступления происходит настолько сильный выброс эмоций, чувств, мыслей, что какое-то время их можно считать, нужно лишь настроиться. Важны не только вещественные доказательства и логические выводы. Незаметные взгляду мелочи, аллюзии, запахи, какие-то странности и не рационализируемые мозгом нюансы – все это впоследствии складывалось в единую картину. Вот и сейчас отступило прошлое с его балами, ушло настоящее, яркий солнечный свет за окном померк, вокруг было темно, тревожно, страшно. Проносились тени, мелькали лица, звучали крики, кто-то отбивался… А еще возникло ощущение, что не мраморная лестница, не роскошный Белый зал, а эта маленькая курительная и была самым важным помещением – radix causa – местом, где началась трагедия, закончившаяся на лестнице.

2

– Викентий Сергеевич, вас там женщины дожидаются, – прозвучало вслед Брагину, уже нацелившемуся на первую ступеньку лестницы проходной.

– Именно так, во множественном числе? И давно? – Подполковник оглянулся, притормаживая.

– Ага, часа два уже сидят, – подтвердил дежурный.

– Хорошо, спасибо.

Действительно, в коридоре напротив дверей его кабинета сидели две женщины. Та, что постарше, с заплаканным лицом, внешне походила на задержанного паренька. Было что-то общее в слегка опущенных уголках глаз, курносом носе, чуть скошенном назад маленьком подбородке. Наверняка мать, решил подполковник. Вторая женщина выглядела иначе. Около тридцати, худощавая, темноволосая. Дочь? Наметанный глаз подполковника выцепил схожую форму ушей и строения головы. Да, наверняка дочь, но характер явно другой. Подбородок тверже, нос прямой и разрез глаз без притаившейся в уголках скорби. При виде Брагина она вскочила на ноги, и подполковник заметил, насколько она высокая, сантиметров на пять выше его.

– Вы Брагин?

– Да.

– Я сестра Олега. Это его мама, – она оглянулась на свою спутницу. – Где он? За что его задержали?

Мать задержанного так и осталась сидеть, тиская в руках мокрый от слез платок.

– Как вас зовут? – мягко, как только мог, спросил подполковник.

– Арина. – Она тут же поправилась: – Арина Владимировна, а маму – Лидия Валентиновна.

Брагин повернул ручку и распахнул дверь.

– Арина Владимировна и Лидия Валентиновна, давайте поговорим в кабинете.

Кабинет подполковника выглядел образцом аккуратности. Карандаши, авторучки и прочие канцелярские мелочи лежали в своих ячейках офисного органайзера, папки аккуратной стопкой покоились на полках шкафа, еженедельник с пометками раскрыт на нужной странице. На безупречно чистом рабочем столе ни единой крошки, ни одного кофейного кружка. Чисто вымытая чашка занимала свое место на тумбочке рядом с чайником и банкой растворимого кофе. Коллеги подшучивали над Брагиным, говоря, что он даже уборку кабинета делает сам, не доверяя уборщице.

Второй стол, у противоположной стены, пустовал третий месяц после перешедшего в другой отдел коллеги, но и он сиял идеально чистой поверхностью. Обычно освободившийся стол тут же заваливали справочниками, старыми делами, ненужными распечатками и бумажными стаканчиками из-под кофе, попадались и вещдоки, но только не в кабинете Брагина.