Бейтс пожал плечами.
— Может быть, Дойл не хочет, чтобы его новый напарник знал всю эту хрень. В смысле, без обид, Джонс, но, я имею в виду, вы вообще близко общаетесь помимо работы?
— Мы близки, — произнес я, затаив дыхание.
— Вот видишь, — хохотнул Оделл и ударил Бейтса кулаком в грудь. — Они близки, так что Дойл не будет возражать, если мы расскажем Джонсу, что он ушел из нашего подразделения, потому что трахнул жену одного из парней, который, как предполагалось, был его братом.
Я промолчал, потому что по угрожающему выражению лица Оделла понял, что это еще не все.
— А мы в свою очередь случайно бросили его после того, как во время операции ушли на юг.
Совсем не то, чего я ожидал.
— О черт, Джонс, видел бы ты свое лицо! — воскликнул Оделл. — А у тебя сложилось впечатление, что Ян Дойл не гребаный кусок дерьма?
Бейтс вздрогнул и положил руку мне на плечо.
— Мы хотели оставить его всего на пару часов, просто чтобы напугать, понимаешь?
Желание ударить его кулаком в лицо, а затем обратить свою ярость на Оделла было почти непреодолимым. Мне казалось, что я тону. Я едва мог дышать от желания причинить ему боль, услышать его крики.
— Но все изменилось так быстро, что не успели мы опомниться, как его положение было скомпрометировано, его взяли под арест, — продолжал Бейтс.
Все звучало так безобидно, когда он рассказывал об этом, совсем не похоже на борьбу не на жизнь, а на смерть, как, уверен, и происходило на самом деле.
— Дело в том, что еще до того, как нам пришлось вернуться, Лэрд умолял нас повернуть назад. Он был единственным, кто отказался садиться в вертушку. Нам пришлось взять его на руки и нести.
И именно поэтому мы с Яном оказались здесь, чтобы засвидетельствовать свое почтение Эдварду Лэрду.
— Это было глупо, но… ты же понимаешь, Джонс. В смысле, то же самое касается полицейских или маршалов вроде тебя, не важно. Парни, с которыми ты служишь, — твои братья. Нельзя трахать жену своего брата, ни при каких обстоятельствах, — бессвязно продолжал Бейтс.
— И мы вовсе не предполагали, что все так выйдет. Отчасти то была просто случайность, — сказал Бейтс, повышая голос. Я догадался, что мое молчание начинает его немного пугать. — Мы не планировали, что он пробудет там так долго.
Все казалось слишком тесным: одежда, пальто, но в основном моя кожа. Мне нужно было содрать все: плоть, мышцы, кости — и выпустить на волю яростную ненависть, что сжигала меня изнутри, начиная с той дыры, которую разъела в желудке.
— Мы его вернули, — выдавил Бейтс, это прозвучало скорее умоляюще, чем убедительно. — Очевидно же.
— На сколько… — мой голос дрогнул, охрипнув от боли, — …на сколько вы его бросили?
— Мы его не бросали. Он застрял. Мы оставили его задницу на пару часов максимум. Он сам попал в плен, — ехидно ответил Оделл, и вся его самодовольная, сердитая физиономия выражала вызов. Он ненавидел Яна. Я почти чувствовал запах этой ненависти, как будто испорченное мясо гниет изнутри. — И они держали его всего три дня.
Я пристально посмотрел Оделлу в глаза.
— Но не распространяйся, Джонс, потому что никто кроме нас об этом не знает. Это не вошло ни в один отчет.
К тому же все произошло очень давно.
Медленно, спокойно я втянул в легкие холодный влажный воздух и выдохнул.
— Вы, парни, езжайте на поминки. Мы с Яном вас догоним.
— Оу, ну не надо так, — уговаривал Оделл, его слова напоминали густой прогорклый мед, который он источал вокруг. — Не сердись из-за него. Много воды утекло с тех пор.
— Так ты себе и повторяешь?
— Не говори ничего такого, о чем потом пожалеешь, Джонс.
Я пожал плечами.
— Мне просто интересно, почему вы на самом деле его бросили.
— Я только что объяснил тебе почему.
— Не-а, — поддразнил я его, ухмыляясь, как всегда, когда вел себя как говнюк. — Не верю, что Ян трахал жену лишь одного твоего приятеля.
Оделл покраснел. Мгновенно стал пунцовым. Просто потрясающе.
— Ах ты сукин…
— Я слышал, как ты говорил о своей жене, — лукаво намекнул я. — Грета, верно?
— Лучше бы ты заткнул свой грязный гребаный рот! — взревел он, указывая на меня.
— Миро? — Я услышал, как Ян окликнул меня сзади.
— Он переспал со всеми женами или только с твоей и с женой другого несчастного сукина сына?
Оделл задрожал от ярости, его взгляд стал пустым, будто у акулы перед тем, как она откусывает большой жирный кусок от тюленя.
— У тебя разве нет детишек? Примерно лет пяти?
Судя по тому, как он набросился на меня, так оно и было.
Дело в том, что ударь я его первым, и меня могли отстранить от работы, или того хуже. А если я этого не сделаю, то как смогу снова посмотреть Яну в лицо, после того как узнал обо всем?
Существовала только одна достойная альтернатива. Следовало привести Оделла в такую ярость, чтобы он набросился на меня, как разъяренный бык. Он должен был нанести первый удар. Но как вообще заманить в ловушку обученного солдата? Что можно сказать, чтобы заставить человека со стальными нервами расколоться?