— Черт, — выругался Барретт, направляя на меня ствол пистолета. — О чем, мать его, он только думал? Ему было плевать, что ты маршал.
— А тебе нет?
— Конечно нет, — признался Барретт. — Господи, Миро, ты всегда мне нравился.
— И все же, — я головой указал на Лохлина, — ты влюблен в сумасшедшего.
— Что? Нет, ты все неправильно понял. Я любил Керри. Керри был единственным, кого я хотел, но он вернулся из Афганистана в полном раздрае, а потом сказал, что больше не может быть со мной, потому что он уже не солдат.
— В этом нет смысла.
— Знаю, но он считал, пока ты солдат, то быть геем не так зазорно, однако без армии… этого стало недостаточно. Он словно перестал быть настоящим мужчиной.
Как бы ужасно это ни звучало, но я дико боялся, что Ян думает то же самое. Если он больше не будет «зеленым беретом», если армия перестанет быть частью его жизни, остается ли он все еще мужчиной? Быть может, Ян тоже прикидывал, кем он станет?
— От Керри все отвернулись, и я пытался быть для него всем. Я очень этого хотел, но его родители причинили ему слишком много боли, поэтому я позаботился, чтобы они заплатили, а Эймон пообещал, что все остальные причастные тоже не останутся безнаказанными.
— Распределение приоритетов.
— Да, — согласился он. — А теперь ты… О черт!
Обернувшись, я увидел, что имел в виду Барретт.
Я совсем позабыл о нашем оборотне, слишком поглощенный борьбой не на жизнь, а на смерть. Но Цыпа вошел через свою собачью дверь и теперь с него на пол капала вода, потому что я так и не позвал его домой, позволив бегать на улице, как придурку.
— Держи его, Миро, — предупредил Барретт.
Цыпа явно чувствовал себя неуверенно. Его голова была опущена, уши прижаты, и все из-за меня. Я вел себя странно: не двигался, не кричал и не тянулся к нему с полотенцем, чтобы вытереть. Все это было необычно, поэтому Цыпа переводил взгляд с меня на Барретта и обратно, решая, проверяя, ожидая от меня знака, которого не было.
— Я не шучу. Пусть остается там, где стоит.
— Цыпа, стоять, — скомандовал я, испугавшись, что он меня не послушает. Даже в самые лучшие дни существовал один шанс на миллион. Аруна справлялась с ним гораздо лучше, чем я.
Трудно сказать, что именно заставило пса остановиться. Возможно, мой тембр, хриплое дыхание или дрогнувший от страха голос. Возможно, дело было в том, что я не позвал его к себе, но, как бы то ни было, он сделал шаг вперед.
— Я убью его.
— Нет, пожалуйста, — взмолился я, тут же уловив в своем голосе то, что выдало меня, мольбу.
— Тогда отошли его отсюда.
— Цыпа, вон, — скомандовал я, повысив голос от страха не за себя, а за собаку, затем сглотнул, потому что во рту вдруг пересохло.
Пес сделал еще один шаг в мою сторону.
— Вон! — закричал я, и на этом все.
Цыпа повернулся и, рыча, бросился на Барретта в смертоносном ударе, готовый защитить меня.
Я услышал выстрел и увидел, как Цыпу отбросило влево, он врезался в книжную полку между задней дверью и крошечным коридором. Крови было немного, но она была, под правым ухом, и я понял, что еще до того, как рухнуть на пол безжизненной грудой, пес уже был мертв.
Звук, вырвавшийся из меня, был полон боли и сожаления, и прозвучал слишком громко даже в моей голове.
За все время с того самого момента, как Ян взял Цыпу к себе, я никогда не думал, что мне придется испытать то, что я чувствовал сейчас. Я не мог дышать, в сознании проносились мысли о том, как я собирался взять пса с собой, чтобы делать то-то и то-то, а потом
Я сделал один шаркающий шаг вперед.
— Не смей двигаться, твою мать.
Подняв взгляд на Барретта, я понял, что почти не вижу его, слезы застилали глаза.
— Я убью тебя, Миро, и положу прямо здесь, на полу, рядом с собакой.
Я вздрогнул, но не из-за себя. А из-за птенчика Цыпы, по которому буду скучать даже в эти последние несколько секунд своей жизни.
— Жаль, что так вышло с собакой. Он мне по-настоящему нравился.
Вряд ли я мог поверить его словам, учитывая, что он только что убил Цыпу.
— Теперь Ян будет страдать так же, как и Керри.
Что я должен был сказать на это? Барретт уже знал, что Ян любит меня и Цыпу тоже. Вот в чем был весь смысл их с Лохлином совместных действий.
— Я и правда хотел тебя трахнуть.
Будто кто-то здесь собирался изменять любви всей своей жизни.
— Я постараюсь утешить Яна после того, как обвиню во всем Эймона и скажу, что опоздал и не успел спасти тебя и Цыпу.
— Катись ко всем чертям, — выплюнул я.
— Ты первый, — произнес Барретт, поднимая пистолет.
— Ну вот, теперь я чувствую себя неловко.
Мы оба замерли, и я во второй раз за этот вечер глянул на заднюю дверь, — там, с пистолетом в руке, стоял человек, которого я меньше всего ожидал увидеть.
— Кто ты такой, черт возьми? — рявкнул Барретт незваному гостю.