— А ты как думаешь, что я с ним сделал? — игриво спросил он.
— Ты его съел?
Хартли скорчил гримасу.
— Вырезать ребро, а потом с ним расстаться? Ты с ума сошел?
И тут меня осенило, как будто я всегда знал ответ.
— Ты заменил свое плавающее ребро моим.
Взгляд Хартли стал добрым, почти любящим, или что-то в этом роде, поскольку речь все-таки о психопате.
— Не так ли? — Я сформулировал это как вопрос, но это было утверждение, и мы оба это знали.
— Да, — сказал он, дико скалясь. — Прекрасный жест, ты так не думаешь? Мне тоже было больно.
Что, по его мнению, делало нас равными.
Сирены приближались, но времени оставалось еще много.
— Так что? — не отставал я.
— Я хочу, чтобы ты пошел со мной, но твоя собака… — Хартли вздохнул.
В прошлом году он похитил меня без всякой задней мысли, но у него была помощь. В данный момент его помощь была в другом месте.
— Ты никогда не выберешься из города, — пообещал я.
— Прекрати, — сказал он пренебрежительно. — Мы оба знаем, что это неправда.
— Я…
— О, я забыл спросить о детективе Кокране. Ты случайно не знаешь, где он сейчас?
— В смысле? Ты ходил к нему?
— Да, но дома были только его жена и дети, так что я не остался.
Мне не нужно было спрашивать. Я знал, что он оставил их там, где нашел. Он похитил только одну маленькую девочку, и то только для того, чтобы заставить ее мать перехватить меня. Он не причинил ей вреда; она была напугана, но оправилась, как рассказала мне ее мать, когда пришла в офис, чтобы поблагодарить меня за спасение их с дочерью жизней. Она по-прежнему время от времени заглядывала ко мне, и готов поспорить, что в ближайшие пару дней получу от нее известие о том, что Хартли снова на свободе. Она будет волноваться за меня, и позвонит.
— Так что?.. — подначил Хартли.
— Извини, мы с ним поссорились, и в этом была его вина, поэтому Кокрана направили в оперативную группу где-то на юго-западе. Если его не было дома, значит, он уже уехал.
— Ясно. Ну, я все равно оставил ему записку.
— Там, где он ее заметит?
— О да, он не сможет не заметить. Я использовал масляную краску его дочери.
Я был уверен, что его жена захочет переехать в Японию.
— Миро, — прошептал Хартли, делая шаг ближе и прижимая дуло пистолета к внутренней стороне моего бедра. — Иди сюда, поцелуй меня и давай посмотрим, понравится ли мне.
У меня сразу же возникли две мысли: во-первых, он может убить меня, если я откажусь. А во-вторых, он спас меня и мою собаку от парня, которого я на самом деле ненавидел гораздо больше, чем его — я считал Баррета другом, доверял ему. С Хартли у меня никогда не было подобной связи. Он не мог причинить мне такую боль, как Барретт.
Я взял лицо Хартли в ладони, наклонился и накрыл его рот, сильно и быстро, и до того, как он ответил, глубоко вдохнул, не желая дышать его дыханием. Оторвавшись от него, я резко выдохнул, собираясь сделать шаг назад, но дуло пистолета уперлось мне в бедро, и Хартли, обхватив рукой сзади за шею, притянул меня ближе.
— Ты должен уйти, — сказал я, отказываясь смотреть ему в глаза, хотя мы были так близко. Подобная близость была зарезервирована исключительно для Яна. — Они пристрелят тебя на месте.
— Какая забота о моем благополучии, — задумчиво произнес Хартли, прежде чем наклонился и поцеловал меня сам.
Его язык скользнул между моими губами, нежно поглаживая, а рука сжала меня за волосы, удерживая крепко и неподвижно, пока его рот владел моим, соединяя нас вместе, как давно потерянные кусочки головоломки.
Когда я был полицейским детективом, при расследовании убийства мне пришлось допрашивать высококлассную девушку по вызову, и поскольку было уже поздно, я принес ей хороший кофе, и мы поговорили о других вещах, а не про ее мертвого бойфренда-наркоторговца-сутенера. Она сказала мне, что, как и в фильме «Красотка», поцелуи на самом деле гораздо интимнее, чем секс.
— Ты можешь симулировать половой акт, — сказала она мне. — Можешь симулировать оргазм и все остальное в постели, но поцелуй… не сможешь. Когда целуетесь, вы прямо друг перед другом, глаза в глаза, щека к щеке, и если чувствуешь что-нибудь к человеку, руки потянутся автоматически, чтобы схватить и удержать его. Если же все наоборот, то захочется оттолкнуть… и уйти.
Я слушал, а она улыбалась.
— Нельзя сымитировать поцелуй. Если ты этого не хочешь, то все бесполезно, ты чувствуешь только безразличие и ужасный жуткий страх в глубине себя, что другой человек поймет и почувствует твое пренебрежение. — Она обхватила меня за запястье своей костлявой рукой. — Поцелуй мужчины, которого ты не хочешь, — это отвратительное давление плоти и слюны, и его вкус на твоем языке пробирает тебя до костей. Никогда не делай этого, дорогой. Целуй только тех, кого любишь или хотя бы хочешь видеть в своей постели.
— Хорошо, — согласился я. — Клянусь.
Я держал свое обещание той женщине, которую больше никогда не видел. Держал до этих пор.
Все было именно так, как она и говорила. Это было все равно что целовать труп, и мое сердце разрывалось от отвратительности этого действа.
Но в голове все смешалось.