Паутина жизни

— Я гей, — спокойно сказал я, встретившись с ним взглядом. — Все, с кем я работаю, в курсе, и никто не парится по этому поводу. Если здесь не так лояльно относятся к геям, и поэтому ты скрываешь, то лучше подумай о переводе. Мой начальник планирует набрать еще четверых маршалов.

Испуганное выражение его лица сменилось на смущенное, и тут до меня дошло.

— Э, нет, парень, я уже живу с одним человеком, и он намного красивее тебя.

Сверкнув свирепым взглядом, Кэллахэн показал мне средний палец.

Я с издевкой усмехнулся, а в ответ получил улыбку, которая стоила потраченного времени, чтобы, наконец, увидеть ее во всей ослепительной красоте. И к тому же его улыбка адресовалась мне. Кэллахэн был очень привлекательным. Если бы меня вставляли пресловутые куклы Кен в образе спасателя Малибу, я бы давно уже с ним замутил.

— Какого черта? — Это был Редекер, который таращился на нас карими глазами. — Что, девчонки, флиртуете?

— Ага, — заверил его Кэллахэн. — Сегодня сможешь привести в комнату, кого захочешь. Я останусь у Джонса.

На лице Редекера промелькнуло сомнение с чем-то более невозмутимым, убийственным, что подсказало мне: заинтересованность Редекера в Кэллахэне была гораздо большей, чем считал сам Кэллахэн.

— Подожди… — начал я.

— Нет, — отрезал Кэллахэн и направился в сторону бара.

Редекер накинулся на меня.

— Какого черта сейчас было?

Я хорошенько подумал, прежде чем ответить, и решил, что мне не о чем беспокоиться. Осторожничать здесь необязательно.

— Думаю, твой напарник устал ждать.

— Что?

— Давай не будем ходить вокруг да около? — сказал я ворчливо. — Я знаю, что я вижу.

— И что же такого ты видишь? — Я его проигнорировал, а он покачал головой. — Ты глубоко заблуждаешься, Джонс. Ты и понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Сделаешь ты что-нибудь или не сделаешь, меня это нисколько не касается, — пояснил я. — В любом случае я завтра свалю отсюда.

Редекер внимательно посмотрел на меня.

— Я могу разрушить всю его жизнь, понимаешь?

И я понял, что он не раз уже обо всем размышлял.

— Карьера, то, чего он хочет в семейном плане — все может запросто исчезнуть, если я забуду о своей ответственности.

С протяжным, низким, хрипловатым голосом и грубоватым видом Редекер выглядел немного пугающе, но в то же время из-за ямочек на щеках он был полон мужского очарования. Кто отказался бы от собственного ковбоя.

— Я считаю, нужно быть недалекого ума, чтобы за него решить, что ему в жизни нужно.

Редекер потряс головой, будто я совсем ничего не смыслил.

— Не попробуешь — не узнаешь.

Глаза Редекера потемнели.

— Не у всех есть гарантия безопасности, чем ты, похоже, пользуешься у себя в Чикаго, раз решил передо мной открыться. И все открытые геи такие милые?

— Нет, но боссу и парням, с кем я работаю — ни одному из них, — нет дела до того, с кем я сплю. Им важно то, как я работаю.

Недолго подумав, он кивнул.

— Мне нравится чувствовать себя в безопасности, и, если ты здесь так себя не ощущаешь, может, стоит задуматься о другом месте, где бы ощущал, — сострил я, скалясь той самой улыбкой, которая так бесила людей. — Вы могли бы хоть завтра подать прошение на перевод, но не сделаете этого, так как боитесь, что это может значить для вас обоих.

— Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о нем.

— Не знаю, — согласился я. — Вот только твой напарник смотрит на тебя как на божество, а ты вроде как даже доволен.

— Слушай…

Я решил его дожать.

— Все в твоих силах. А он чувствует себя дерьмово, потому что ты не признался во всем и не рассказал, что сама мысль о совместной жизни с ним сильно заводит тебя.

Я ожидал, что Редекер ударит, и даже был готов к этому. Чего я не ожидал, так это выражения абсолютного удивления на его лице.

— Да ладно тебе, — сказал я, вспоминая, как прятал чувства от Яна и как давно мы могли бы быть вместе, если бы я с самого начала ему открылся. — Нужно быть слепым, чтобы не заметить, что ты для него значишь. Это ты разыгрываешь карты его судьбы чертовски близко к его сердцу.

— Я…

— Со мной так же было, поэтому я понимаю. Клянусь, я бы не лез с советами, если бы не испытал все на собственной шкуре.

— А как ты узнал?

Я пожал плечами.

— Когда ты подошел к нам, то ужасно ревновал, а еще раньше сегодня — ты слишком близко к нему стоял, прямо в зоне личного пространства. Теперь-то я в курсе такого хода.

— А?

— Я живу вместе с напарником.

Он завис на секунду.

— И вы не соседи по комнате.

— Нет.

— И где он сейчас?

— Вызван на военную службу.

— Прости.

— Это его призвание.

Он кивнул и на мгновение замолчал.

— Кэллахэн очень молод.

— И ты не хочешь его испортить. Понимаю. Ты говорил.

— Я хочу оставить все как есть, быть просто друзьями.

Я глубоко вздохнул и решил дальше не вмешиваться.

— Ладно.

— Что, и все? Ты устроил мне допрос с пристрастием, а закончил одним «ладно»?

— Нет, старик, ты намного сильнее, чем я был, и если сможешь вынести другую сторону, то флаг тебе в руки.

— Что за другая сторона?

— Смотреть, как он трахается с другими.

— Ебля меня нисколько не волнует, — произнес он так покровительственно, словно был выше всего этого.

— Но влюбленность будет волновать, — выпалил я.