Павел Чжан и прочие речные твари

Все были заняты Москвой, тем, что творилось в стенах Кремля, переговорами премьер-министра в Китае. Но Павлу эти сюжеты казались далеким фоном, каким-то фильмом, не имевшим отношения к его жизни, сделавшей полный разворот. Глядя на экран, он думал о том, что мама наверняка найдется скоро. Может, опять уехала куда-то с теми дядьками в битой машине и забыла о времени. Может, заблудилась, или осталась без денег, или заболела. Но она за ним придет. Нужно просто продержаться – месяц, два, а может, всего неделю. Немного потерпеть.

А ночью снова прятали одежду. Это ничего, было гораздо хуже, когда привязали к кровати. Павлу как назло захотелось в туалет. Кричать ему не дали, затолкав в рот чей-то носок, и всю ночь пришлось лежать на мокрых простынях, пока часов в шесть в группу не заглянула воспиталка.

Так прошла осень, началась и закончилась зима. Солнце стало робко пригревать, вытапливая лужи в ледяной коре. О матери Павел уже почти не думал, и снилась она ему изредка, обычно после того, как он видел в городе похожих женщин или слышал похожие голоса.

В школе, куда возили из детдома, он быстро стал звездой. Программа была слабая, к тому же с подачи отца Павел прочел столько книг из библиотеки, что знал практически всё, о чем рассказывали учителя. Из-за этого его определили в класс к ребятам постарше, но и там оказалась сплошная скукота.

– Во Франции, как и в Англии, в то время главой государства являлся кто, Денисова? Да, король, – зудела училка, расхаживая между рядами. – При нем имелся совет, считавшийся правительством, но монарх сам назначал его членов…

Так зевать хотелось, что сводило челюсть. Училка шпарила прямо по тексту, слово в слово. Вот и смысл рассказывать то, что они и сами в силах прочитать, причем в сети? Ну, многие, по крайней мере. С иллюстрации на Павла с презрением взирала черно-белая Елизавета. Над ней ручкой был нарисован член с волосатыми яйцами, кому-то, видимо, навеяло членами советов и парламентов.

Даже учебники в той школе были бумажными. Отец бы это оценил.

Сзади зашелестело, и под лопатку впился карандаш. Павел изогнулся от боли, со свистом выдохнул.

– Чжан, – прошипели сзади. – Эй, Чжан, ты китайский сделал?

Сделал, чего там было делать. Но Павел вновь склонился над тетрадью, прикинулся, будто что-то в ней чирикал. Еще не хватало помогать идиотам, пускай сами мозгами шевелят.

– Слышь, – вновь донеслось шипение, – китаеза.

Это тоже было привычно и на оскорбление не походило. Павел тайком от училки показал задней парте фак и вовремя убрал, пока за палец не схватили и не вывернули нафиг. Да, китаеза, потомок древней цивилизации, которая сейчас правит миром. Не нужно завидовать.

Одноклассники и одногруппники чуяли Павлово превосходство, но реагировали на него по-своему: толкались и обзывались, отбирали ранец, перекидывали его друг дружке, и тот терял карандаши и учебники, пролетая у Павла над головой. Прятали вещи, забирали еду, не приглашали в чаты, но писали в них про него – Павел догадывался по вибрации мобильных, смешкам и взглядам на него через плечо. И тычки в спину, под самую лопатку, отчего Павел всё время крутился за партой. Он не читал задания, а напряженно ждал, когда карандаш вопьется в очередной раз. А когда его совсем доставали, поворачивался, бросался на обидчика и стоял в коридоре до самой перемены. Слушал звонкий ладный хор: «Китаёза! Китаёза!».

Большинство училок он тоже раздражал. Русичке не нравился его безупречный русский и знание биографий всех авторов школьной программы. Учительницу китайского он бесил своими замечаниями – впрочем, не он был виноват, что она делала ошибки в тонах. На основах православной культуры он высыпался, математику выполнил на год вперед. Поэтому ему частенько старались занизить оценку, и изредка это даже получалось.

А вот Марьниколавна из компьютерного класса относилась к Павлу хорошо и разрешала брать планшет с собой до конца занятий. «Ты взрослый и ответственный мальчик, Паша, я тебе доверяю», – так она говорила, и Павел очень это ценил.

Еще к нему всегда приходили за домашкой.

– Привет, Чжан.

Павел обернулся, недовольный, что его сбили с мысли. Он устроился на подоконнике в конце коридора, хотел порешать задания ОГЭ по информатике, даже не за хорошую оценку, а интереса ради: ему нравилось разбирать и взламывать сложные задачи. Получить верный ответ было приятно, совсем как щелкнуть семечку или орех и слопать сердцевину.

Но теперь рядом облокотилась Зайцева из восьмого «В», смотрела на Павла ласково из-под паучьих лапок накрашенных ресниц. Светло-розовая кофточка расстегнута, в вырезе теснились усыпанные конопушками белоснежные груди, слишком крупные для ее лет. Груди показались еще больше, когда Зайцева подперла их сложенными руками. Пахнуло табаком и сладкими тяжелыми духами, как будто бабка надушилась.

– Скинь мне ответы по китайскому на мыло, – сказала Зайцева. – А я тебя поцелую.