Павел Чжан и прочие речные твари

Павел о попытке самоубийства не рассказал, хотя, наверно, стоило. Он собрал нужные справки, прошел какие-то идиотские курсы в волонтерской организации, как обязывали, и записался в наставники Сулейменова. Приезжал раз в месяц на целый день, держался всегда под камерами, как будто сам себе не доверял, и с территории не увозил, как бы Сулейменов ни просил. Детский дом был новый, с хорошим ремонтом, персонал вроде нормальный, но жалко было пацана: хорохорился, пыжился, а на деле – испуганный ребенок. Потерянный.

Когда Сулейменов докурил, Павел спросил:

– Знаешь Краснова? Мужика из «Добродела».

– А я думаю, чего ты раньше времени приехал. – Сулейменов глянул на Павла с интересом. – Тебе зачем?

– Затем. Надо. Он забирал кого-нибудь на прогулку или выходные?

Сулейменов задумался:

– Пару чувачков. Клюева из пятой. Он типа его наставник.

Вот оно. Павел склонился ближе:

– Что за Клюев? Он здесь сейчас?

– Да, наверное. Он в первую смену учится, должен был прийти. Придурок еще тот.

– Позови его. Я полтинник дам.

– Сотню, – тут же нашелся Сулейменов, и Павел, для вида вздохнув, согласился. Показал заготовленную сотню юаней, свернутую трубочкой, но в руки не дал.

– Когда Клюев придет, тогда отдам.

– Кинешь же, – снова сощурился хитрый Сулейменов.

– Обижаешь. Я тебя кидал хоть раз?

Сулейменов оценил Павла, коротко кивнул и вразвалочку вернулся в корпус.

Этот детдом был в списке опекаемых на сайте «Добродела», единственный из перечисленных, где Павел мог хоть что-то выяснить. Нет, конечно, он разнюхивал и в других местах, но, как и ожидалось, там ему никто ничего не говорил.

И как только они с Красновым не пересекались до сих пор? Какая невидимая сила их разводила все эти годы? Список-то был огромный. Фонд Краснова колесил по всему Подмосковью, имел договоренности со всеми начальниками – наверное, помог папа-депутат. «Добродел» собирал большие суммы на ярмарках в моллах, с помощью блогеров, актеров и музыкальных звезд, и деньги, даже часть их, не выводил, всё пускал в дело. Или, по крайней мере, Павел не отыскал следов. Но что-то Краснов должен был оставить, какой-то косяк, он же не мог всё предусмотреть.

Минут двадцать Павел ходил у ворот. Расстегивал куртку и щурился, когда выглядывало солнце, кутался, когда оно пряталось за тучи и налетал пронизывающий ветер, – не конец мая, а чертов ледниковый период. Он чистил ботинки о плотный нестареющий газон на обочине, смотрел на шоссе, которое лежало широкой взлетной полосой у подножия холма. Всё время казалось, что оттуда вот-вот свернет похожий на катафалк внедорожник, взберется по извилистой грунтовке к детдомовским воротам. К встрече с Красновым Павел не был готов, он потел от одной лишь мысли, что его узна́ют. Гадкая, непростительная трусость, но поделать с собой он ничего не мог.

Павел уже отчаялся дождаться хоть кого-то, проклиная Сулейменова, который наверняка забыл о поручении, – как из дверей корпуса вышел подросток. Он был в оранжевом бомбере и узких штанах, чернявый, с печальными восточными глазами. Кадык сильно выпирал из тощей шеи, татуировка на ключицах в расстегнутом вороте рубашки – виднелись части иероглифов и завитки узора.

Клюев подошел к воротам, держа руки в карманах, и покосился на камеру, прикрученную к фонарю.

– Палевное место, получше нельзя было найти? – хрипло спросил. Кадык прыгнул поплавком.

– А чего прятаться? – парировал Павел. – Нам скрывать нечего.

Он протянул Клюеву початую пачку, и тот взял сразу четыре сигареты. Три сунул в нагрудный карман куртки, четвертую прикурил. По-девичьи повел плечом, оценивая Павла краем глаза.

– Ты насчет Краснова, – он сказал.

– Он же тебя забирает иногда?

– Ну да, и чё?

– Куда ездили?

Недолгая пауза, затяжка. Дальний шелест машин, похожий на звук проливного дождя. Вновь стало прохладно, Павел спрятал руки в карманы.

– В музей краеведческий.

– И как, интересно было?

– Ну такое… – Клюев пожал плечом.

– Когда?

– В марте. Ты мент, что ли? Блогер? Чего спрашиваешь?

– Ни то и ни другое. Вы куда-нибудь еще катались?

Клюев закатил глаза в раздражении. Павел заметил на нижнем веке полустертую линию карандаша.

– В парке гуляли. В автоматы играли.

– Он делал что-то странное?

– Нет, нормально всё было.

Еще одна затяжка, дрожащими пальцами Клюев заправил прядь волос за ухо. Что-то неуловимо поменялось в его позе и тоне, и от узнавания продрал мороз по коже. Павел видел это много раз в зеркале.

– Типа погуляли там, и всё?

– Да! – Клюев вдруг взорвался криком. – Вот привязался! Я тебе сказал раз десять – нормально всё было, как обычно!

– Как обычно – это как? Слушай, мне ты можешь рассказать.

Клюев мотнул головой, поджал губы:

– Да пошел ты, я всё сказал уже.

Казалось, еще немного, и он расколется, – но из дверей корпуса вышел и почесал в их сторону охранник. Какой-то новый, Павел видел его впервые. Он был выше Павла, толще раза в два, со злым оценивающим прищуром. Такие любят прессовать мальчишек.

Заметив его, Клюев умолк, одной затяжкой докурил, щелкнул окурок Павлу под ноги и унесся прочь.