Павел Чжан и прочие речные твари

Их общение длилось три года. Николас ни слова не знал по-русски, но каждый день начинался автоматически переведенным «добрым утром» в личке и заканчивался «спокночи» и каким-нибудь смешным постом из блогов. Видеосообщения Николас делал от первого лица, и Хуэйлан Петровна будто сбрасывала собственное тяжелое тело и становилась им, сильным и высоким, гуляла по побережью, вдыхала тот же воздух, щурилась от солнца. Ник писал, что любит бургеры, и Хуэйлан их тоже полюбила. Ник хотел поступать в архитектурный, и Хуэйлан собиралась с ним. Они думали встретиться, когда им стукнет по шестнадцать. Воображали, как это будет, и грядущая встреча заслонила собой весь прочий мир. Громадная, готовая перевернуть жизненный уклад Хуэйлан Петровны и Николаса Stark Дьячкова навсегда.

А недели за три до встречи, когда Хуэйлан уже выбирала авиабилеты, Ник пропал. Страница и почта были удалены, номер не отвечал, аккаунтов в других соцсетях Хуэйлан не нашла. Ее просто выкинули из Колиной реальности парой кликов. Каждый день, как она потом сказала Соне, каждый божий день она тонула в отвращении к себе, в бессилии и беспросветной серости, в которую превратилась жизнь на фоне ярких картинок на чужих страницах, без постоянной переписки с виртуальным оттиском кого-то, кто другом-то и не был. Она всё дольше серфила по блогам, бездумно кликая по ссылкам, переходя от одной к другой, заполняя ими глухие черные пустоты. Вместо подготовки к экзаменам прогуливала школу, отсиживалась в кафе, играя в арках, и даже достигла высшего уровня развития персонажа в «Мими» – симуляторе обычной жизни, где она выросла, построила карьеру, вышла замуж и родила троих детей. Виртуальный муж, с которым она изредка переписывалась, в итоге оказался кошатницей шестидесяти лет из Петербурга, и интерес к игре совсем угас. Прочие виртуальные друзья лайкали ее посты всё меньше, постепенно забывая и затирая ее саму в реальном мире.

В семнадцать, спустя месяц после длительного курса лечения в «Благих сердцах», Хуэйлан Петровна Иванова выписала себе горсть феназепама, заверив рецепт печатью матери, и отравилась.

Обычный случай, очень частый. «Она не мучилась», – сказали Соне в раздевалке, когда она стягивала джинсы и влезала в черное форменное платье. И не хватило сил что-либо отвечать, как было каждый раз, когда сообщали о смерти пациента. Еще одна карта отправится в архив. Замрет еще один аккаунт в сети.

Но, к счастью, не все были такими, как Хуэйлан.

Мадина ворвалась в размеренную жизнь «Благих сердец», наполнив кабинет волшебным запахом цветов, тонким и дорогим, с пряной ноткой сандала. Собственно, дорогим у Мадины было всё: часы на тонком запястье, кольца и браслеты, одежда, сумка, красные туфли на каблуках, губы, зубы и духи. Она села, закинув ногу на ногу и перебросив тяжелые локоны через плечо. По просьбе Сони сняла очки и электронные часы, достала планшет из сумки. Всё это Соня сложила в ящик и запечатала. Потом включила камеру в углу. Вытягивать ответы на вопросы, как из некоторых, не пришлось: Мадина долго и со вкусом говорила о себе и рассказала гораздо больше, чем Соня спрашивала или хотела бы услышать. История у Мадины оказалась интересной.

Родилась она в Омске, была младшей из четырех детей. Отца не помнила. Лет с одиннадцати стала ходить по клубам, в пятнадцать познакомилась с местным прокурором.

– Толя был лапочка, – тянула Мадина, прикрыв красивые глаза и накручивая на палец иссиня-черный локон. – Он для меня ничего не жалел.

Из-за прокурора Мадина бросила парня, с которым встречалась. Тот выследил ее и избил. Мадина написала на него заявление, парня посадили – прокурор помог, но после предпочел исчезнуть. Тогда же она зарегистрировалась на вебкам-сайтах. Денег ей требовалось много: хотелось и сапоги, и туфли, и сумку – не масс-маркета, а хотя бы подержанную «праду».

– Ну там помурлыкала, похвалила их, сказала, какой большой, – и всё, постоянные клиенты. Им много же не надо.

В восемнадцать Мадина переехала в Москву и познакомилась с инвестбанкиром. Банкир был глубоко женат, но их с Мадиной это не смущало. Он снял ей квартиру на Кутузовском проспекте, потом купил машину, попу, грудь и новый нос. Верил, как после него и многие другие, что был у Мадины первым и единственным: она изображала благовоспитанную девушку с Кавказа и восстановила девственность хирургическим путем. Потом по утечкам из семейного бюджета про измену догадалась жена, банкир долго метался, не мог уйти, ведь дети, брак, что скажет мама. Дела его пошли наперекосяк, конкуренты наслали проверки, денег не стало. В итоге жена ушла сама, после нее – Мадина.

– Он злой какой-то был. И денег перестал давать, а мне чем косметологу платить? И маникюрше. Это же пипец, когда мне надо ужиматься, чтобы наращивание сделать. Хотя я, конечно, не ради денег с ним была, царство ему небесное, Господи прости. – Мадина перекрестилась и зачем-то поцеловала пальцы. – Я очень православная, знаешь? Каждую неделю в церковь к батюшке хожу. Свечку за Лешу ставлю, хороший человек же был.