Павел I

Теперь около него стояло несколько карет. Маленькие окошки были закрыты ставнями. Внутри набилось в душных, прокопченных и наполненных тучами табачного дыма низких комнатах десятка два гвардейских офицеров разных полков. Они пели, шутили с хорошенькими немочками, разносившими пиво и сосиски, и играли в лото.

Появление Нефедьева с Рибопьером встречено было громкими приветственными криками:

— Виват, кавалер и камергер! Виват, победитель венских прелестниц! Виват! Виват!

Опочинин и Неклюдов поднялись из-за стола, уже отягченного бутылками и яствами, навстречу двум оруженосцам и заключили Сашу в объятия.

Все четверо, еще два года назад мальчики, теперь возмужали и находили друг в друге множество перемен.

Посыпались вопросы, начались рассказы о полковых новостях, повышениях, актрисах, приключениях и попойках.

Между тем девушки принесли огромные кружки, из которых валила пена.

— Господа, — крикнул Нефедьев, стуча кружкой по столу, — прошу внимания!

Общий говор прервался. Все обернулись в сторону Нефедьева.

— Господа, — сегодня в наш приют возвратился камергер его величества, кавалер российского посольства в Вене и оруженосец великого магистра, прозванный в нашем кругу Сашка Обезьяна. Мы, его товарищи, оруженосцы великого магистра, прозванные Нефедушко Малый, Петя Улитка и Неклюдов Неуклюжий Медведь, предлагаем исполнить в честь прибывшего «Большую песнь Голубой Ослицы».

— Одобряем! Исполнить! Начинай, Нефедушко, начинай!

Оруженосцы поднялись с огромными кружками в руках, и Нефедьев запел:

Прекрасно вся вселенна
Устроена для нас, —
С гренками кружка пенна,
С похмелья хрен и квас!

Все сидевшие в кабачке подхватили хором, хлопая в такт кружками:

Дай Бог тому здоровье,
Кто выдумал сие!
Виват! Виват!
Кто выдумал сие!

Рибопьер пропел второй куплет «Большой песни Голубой Ослицы»:

У Голубой Ослицы —
Хмельное молоко!
А надобны девицы —
Ходить не далеко!

— Чего — далеко! Под каждым локтем по сударке! — крикнул Нефедьев, подхватывая за талии двух немочек и последовательно каждой влепляя по поцелую в розовые губки, между тем как они с притворным смущением отворачивались от оруженосца и, хихикая, рвались из его мощных дланей.

Хор голосил вразброд:

Дай Бог тому здоровье,
Кто выдумал сие!
Виват! Виват!
Кто выдумал сие!

Третий куплет пропел Опочинин:

Красотки поцелуем
Вас нежат вечерком,
Мы пьяные танцуем
И вертимся волчком!

Хор подхватил:

Дай Бог тому здоровье,
Кто выдумал сие!
Виват! Виват!
Кто выдумал сие!

Последний куплет пропел, вернее, проревел по-медвежьи огромный семеновец Неклюдов:

Но что тому дивиться
И много рассуждать —
Вселенна вся вертится
Так нам не устоять!

— Не устоять, брат, не устоять! — закричал Нефедьев.

Хор голосил.

Дай Бог тому здоровье,
Кто выдумал сие!
Виват! Виват!
Кто выдумал сие!

Оруженосцы состукнули неизмеримые свои кружки и, запрокинув свои головы, принялись тянуть содержимое без передышки, пока не вытянули до дна. Тогда опрокинули кружки вверх дном и показали всему обществу в удостоверение выполнения принятого ритуала.

— Виват! Виват! Возвеселитесь, пьяницы! Рукоплещите все пьющие вино! — заорала компания.

Огромное количество проглоченного пива ошеломило Сашу, отвыкшего от «Большой песни Голубой Ослицы». В голову ему ударило. На мгновение комната пошла кругом. Потом в голове немного прочистилось, но приятное расслабление и пьяная смешливость овладели юношей.

Он грохнулся на лавку и захохотал.

— Все по-старому кабак! — проговорил он.

— Ты сейчас убедишься, что не по-старому, — сказал ему Нефедьев серьезно.

Действительно, из-за одного стола поднялся совершенно трезвый офицер с бледным, энергичным лицом. Парик его висел возле на стене, и клоки черных волос осеняли высокий лоб. Впавшие глаза лихорадочно горели под черными бровями, подбородок загибался вверх и верхняя губа каким-то крепким клювом смыкала тонкую и змеящуюся нижнюю.

В руке он держал бокал с игристым вином.

— Только радостью, которую пробудило в нас возвращение Рибопьера, объясняется, что мы в эти мрачные дни общего уныния и злострадания отечества пропели шутливый гимн прежних, мальчишеских наших попоек! Не для того мы теперь здесь собираемся. Мы знаем долг, который лежит на всех патриотах. Сыны отечества, оно ожидает вашего содействия! Оно томится во мраке, в неволе, в узах зверообразного самовластия и ждет сияющего дня освобождения!

— Освобождение! Освобождение! — закричали все, наполняя бокалы игристым вином и высоко поднимая их.