Павел I

Le beau coup a faire, ma chere Atropos! Remplissons d''etonnement l'Europe et l'Asie; tranchez ce fil c'est un meurtre digne de nous. Otons la vie et la couronne 'a ce jeune empereur qui fait concevoir 'a ses peuples de si belles esp'erances.

(Прекрасный случай для удара ножницами, моя дорогая Атропос! Исполним удивления Европу и Азию; перережьте эту нить; это покойник достойный нас. Лишим жизни и короны этого молодого императора, который внушил народам столь прекрасные надежды).

Lesage. Une journ'ee des parques

II est dans la destin'ee des peuples, comme dans celle des individus, de vivre dans un 'etat presque perp'etuel de couffrance; aussi les penples, comme les malades, aiment 'a changer de position: tout mouvement leure donne l'espoir de se trouver mieux.

(Участь народов, как и отдельных личностей, — жить в состоянии почти непрерывного страдания; потому народы, как и больные, любят менять положение: всякая перемена даст им надежду, что им станет от того лучше).

Comte de S'egur

I. Принц из Карлсруэ

Вечером 17 февраля 1801 года объемистая возок-карета остановилась около здания первого кадетского шляхетного корпуса на Васильевском острове.

Двери подъезда с угрюмыми колоннами отворились, и толпа служителей со свечами в руках выбежала на подъезд, толкаясь и спеша.

Ветер задувал оплывавшие и чадившие сальные свечи и засыпал служителей сухим струящимся снегом. Огромное пространство темной Невы дышало ледяным веянием. В небе дрожало и переливалось северное сияние.

Служители стали помогать выйти сидевшим в карете.

Первым вышел или, скорее, был вынесен, некто очень невысокий, закутанный в долгополую лисью шубу с бобровым воротником.

За ним последовала другая столь же невысокая фигурка в такой же шубе. Наконец, вышел иностранный офицер — красивый, складный немец высокого роста в щегольском полушубке, украшенном шкурами на груди…

Прибывшие вступили в вестибюль здания, ярко освещенный и озаренный целым костром дров, пылавших в камине. На лестнице, шедшей прямо и круто, как на колокольне, вверх из вестибюля, стояли шпалерами в полной форме офицеры драгунского полка с их командиром во главе.

Служители раскутали две шубы. Из одной поя вился толстый, коротенький подросток, облеченный однако, в старого образца драгунскую форму генерал-майора, в зеленый кафтан, желтый узкий жилет и желтые панталоны — необычайное соединение цветов, напоминавшее яичницу с луком.

Только конечности и голова маленького генерала не были обряжены по форме из-за мороза и дорожных обстоятельств. На ногах были валенки, внутри подбитые мехом, а на голове соболья шапка с наушниками, малиновым верхом и бисерной кистью Из-под шапки вырывались каскадом великолепные золотые волосы, отросшие за долгий путь, совершенный из Карлсруэ в Петербург. Из другой шубы вытащили такого же роста карикатурнейшего старикашку в старопрусском кафтане, в парике с косичкой, который сверху защищал от мороза убор, не сколько напоминавший женский капор, подбитый кошачьим мехом. Ноги старикашки тоже были в валенках. Он поспешил снять капор и оправить парик.

Трудно изобразить впечатление, которое теперь производило это маленькое, невыразимо уродливое существо. Можно было сравнить его с болваном, что в цирюльнях служит для надевания париков, с механической куклой-щелкунчиком, разгрызающей орехи, или с теми безобразными фарфоровыми фигурками, которые ставились иногда на обеденные столы у немецких принцев старомодных, незначительных дворов.