Павел I

Принца затем одели в светло-зеленый мундир с красным воротником и обшлагами и с золотым аксельбантом. Ноги вдеты были в сапоги с высоким раструбом и шпорами. Части костюма оказались несоответствовавшими размерам членов принца. Он утешался тем, что когда заглянул в большое зеркало, то увидел в нем отразившиеся три огородных чучела. Рослый ротмистр и карикатурный щелкун Дибич представляли достойное зрелище.

Барон доложил, что генерал Клингер, директор корпуса, будет присутствовать за утренним столом принца и дожидает выхода его высочества в приемной.

— Клингер! Сам великий Клингер! Как! я увижу этого мужа! О, ведите меня поскорее, чтобы я мог поцеловать руку величайшего драматурга Германии, руку, написавшую такие бессмертные произведения! — вскричал восторженный Евгений.

— Генерал Клингер точно считается знаменитым автором в его отечестве, но здесь, в России, он начальник корпуса и только, — наставительно сказал Дибич. — По собственному его настоянию даже запрещен в пределы империи ввоз его произведений, для которых российская публика, едва вышедшая из варварства, по мнению генерала, не созрела.

— Возможно ли? Великие произведения изъяты самим автором! Он сам закрывает источник чистой поэзии! В его драмах раскрыто, так сказать, евангелие натуры. Это мне не раз объяснял господин Гагеман, наш оппельнский театральный поэт. Великий Клингер! Поклонник Руссо, Канта…

— Т-с-с-с! Ради Бога, принц, не произносите здесь этих имен. Сие может погубить и вас и меня. Что касается генерала Клингера, то я убедительнейше вас прошу даже и виду не показывать, что вы знакомы с его произведениями! Иначе он вас аттестует императору как якобинца.

Принц вздохнул и умерил свой восторженный порыв. Но в голове его никак не могло уместиться различение поэта-романтика Клингера, которым бредила вся молодежь Германии, и генерала Клингера, неумолимого формалиста, начальника русского корпуса!

В приемной его дожидался не один генерал Клингер, но и граф Кутайсов.

— От имени государя императора, — сказал он, — имею честь осведомиться о здоровье вашего высочества и просить на высочайшую аудиенцию в Михайловский замок.

К величайшему неудовольствию ротмистра фон Требра оказалось, что сопровождать принца должен только один барон Дибич.

V. Холодный замок

Пронзительный ветер, бушевавший над белой пустыней Невы, леденил лицо и руки и захватывал дыхание. Загроможденное серыми тучами февральское небо нависло бездушно и грозно над северной столицей. Стекла кареты, в которой ехал принц Евгений с бароном Дибичем, мороз расписал причудливыми арабесками, и принц с большим трудом дыханием и пальцами протаял небольшое отверстие, чтобы видеть новый для него город.

Теперь, без шубы и меховой шапки, в узкой парадной форме и принц и спутник его жестоко страдали от холода и усиленно хлопали руками и стучали ногами, чтобы хоть несколько согреться.

— Это хорошо, что окна замерзли и нас нельзя видеть, как мы танцуем сарабанду! — заметил Дибич, ухватив себя за посиневший длинный нюхательный орган.

Карета быстро катилась. Мелькали будки, шлагбаумы — полосатые, черно-красно-белые…

«Как у нас в Пруссии!» — думал принц. Миновали занесенные снегом сады, дома, вельмож и домишки линий острова. Претерпев жестокую снежную пустыню среди Невы, где ветер воздвиг прямо снежную бурю и скрыл из глаз окрестности, выехали к зданию сената, и принц увидел медного гиганта на медном вздернутом на дыбы коне, который, презирая снежную бурю, летел в пространство над созданной его могуществом столицей.

В огромные окна вице-канцлерского дома было видно, что там все люстры и все камины пылают.

Тут принц заметил чиновников, которые шли на службу в мундирах, ботфортах с короткими толстыми тростями в руках по форме. Несчастные бежали, подгоняемые морозом и ветром и повязав уши сверх пуклей и шляпы платками. Казалось, что это они гонятся за кем-то со своими палками, намереваясь ими разделаться.

— Уши повязаны! — заметил Дибич, — это не по форме.

Миновали огромный Зимний дворец и прилегающие здания и вновь потерялись в пустыне Марсова поля, в снежной буре, пока, наконец, не показалась выкрашенная краской краской огромная уродливая каменная масса, окруженная экзерциргаузами, рвами, подъемными мостами и вооруженная двадцатью новыми бронзовыми пушками, блестящие жерла которых зияли во все стороны.

— Михайловский замок! — прошептал Дибич помертвевшими губами и, сложив руки, несколько раз твердил: Nun, Gott, sei uns gnadig! — Боже, будь к нам милостив.