— Да, да, вы правы, милостивый государь! — подтвердил Павел, — вы совершенно правы. Жизнь человеческая — сон. И когда мы умираем, то просыпаемся. Это великая мысль!
— Но я бы желал пока подольше не просыпаться, — сказал принц.
— Ну, конечно, обманчивый сон земной жизни еще нов для вас и занимателен. Это еще розовый, утренний сон. И я когда-то знал его. Но под осень дней жизнь наша становится хмурым бредом, и мы, наконец, жаждем пробуждения; только цепи долга заставляют нас идти земной, скорбной долиной.
— Я полагаю, ваше величество, — вспомнив прусский закон о дезертирах и всю историю, которую ему пришлось из-за него претерпеть, сказал принц Евгений, — я полагаю, ваше величество, что сам человек не имеет права распоряжаться своей жизнью Старый прусский закон гласит, что неудачный самоубийца должен быть судим, как дезертир короля.
— Прекрасно, милостивый государь! Если самоубийцы и не могут почитаться дезертирами своих царей, то они явно дезертиры Царя царей, пославшего их сюда на борьбу со своими страстями и по роками и со злом и князем мира сего, клеветником и обольстителем. Самоубийца — дезертир христианской армии Царя царей! Поэтому он и получит строжайшее осуждение в загробной жизни. А, Дибич! — коснувшись плеча барона, милостиво сказал государь, — какого философа ты привез к нам!
— О, ваше величество, успехи его высочества чрезвычайны!.. — проговорил тут Дибич, расцветая, и по-петушиному даже вздернул голову.
Но император уже опять обратился к принцу:
— Вам понравится у нас, — сказал он. — Сколько вам лет?
— Тринадцать, ваше величество.
— Видели свет?
— Я имел честь вам доложить, что увидел его тринадцать лет тому назад.
— Не о том речь, — возразил с улыбкой император. — Я спрашиваю, случалось ли вам путешествовать? Видели ль людей и…
На этом принц прервал его. Дибич побледнел снова.
Принц, не обращая на него внимания, оживленно заговорил:
— Я мало еще видел посторонних людей и никогда почти не покидал своего местожительства; но люди везде одинаковы и здесь такие же, как у нас.
— Я этому рад, — возразил, от души засмеявшись, император, и черты лица Дибича озарились счастьем. — Я рад, что вы так скоро освоились с нами; а чего еще не знаете, тому скоро научитесь.
— Ах, Боже мой! — воскликнул принц. — Жизнь слишком коротка, чтобы научиться всему, чему мы должны и чему хотели бы научиться.
— Браво! — вскричал император, значительно взглянув на Дибича и милостиво подмигнув принцу.
Затем он быстро встал со стула и, послав принцу поцелуй рукой, вышел, приговаривая:
— Очень рад, милостивый государь, нашему знакомству! Очень рад! Очень рад! Подождите, я доложу о вас императрице.
Император все время говорил по-немецки совершенно чисто.
Когда звук шагов государя затих в Рафаэлевской галерее, ведущей на половину государыни, Дибич воздел глаза и ладони к потолку библиотеки и прошептал:
— Благодарение Богу! Император к нам милостив!
VIII. C'est excellent!
Через некоторое время в библиотеку вошла под руку с государем императрица Мария Федоровна.
Появление ее было подобно сошествию олимпийской богини из тех, что купались в море света на плафоне в овальной гостиной замка. Как зеркало светлые, черты ее прекрасного лица составляли разительную противоположность с курносой маской императора.
Она остановилась в нескольких шагах и сказала супругу, пристально глядя на Евгения:
— Il a l'air bien nourri!
— C'est un joli garcon! — отвечал император.
Принц поспешил произнести довольно витиеватое приветствие по-французски.
— Смотрите, он весьма недурно говорит по-французски! — сказал император. — Браво, милостивый государь!
— Ваше величество, я обучен несколько и русскому языку, — поспешил похвастать Евгений.
— Вот как! Но ведь русский язык чрезвычайно труден для вас, немцев. И где же вы этому выучились?
— Дома в Карлсруэ у меня был учитель русского языка.
— Русский учитель в Карлсруэ! Прекрасно! — хлопая в ладони, сказал Павел. — Нет, как он обучен, а? Не то, что наши российские олухи!
— Это меня удивляет, — сказала императрица. — Родители моего племянника, конечно, сделали все возможное, чтобы Евгений был достоин ваших милостей, государь.
— Он обучен отлично, я это и говорю. Но почему наши русские растут невеждами? Сыновья вельмож в его лета только и знают, что лазить на голубятни.
Тут одобренный похвалами принц чересчур развязно вмешался в разговор:
— Ваше величество совершенно ошибаетесь, я боюсь, что не выдержу экзамена, но буду прилежно учиться и, может быть, наверстаю то, чего мне недостает.
— Браво! браво! — вдруг громко сказал император. — Браво! браво! браво!
И так повторял в продолжение целой минуты почти беспрестанно.
Императрица, видимо, несколько встревожилась этими бесконечными «браво» и заметила, что в Европе юноши более путешествуют, причем многое видят.
— Да, конечно, путешествия развивают человека и необходимы для его образования, — согласился император, успокаиваясь.
— Знаете, ваше величество, путешествия не делают человека умнее, — еще развязнее и бойче сказал принц.
— Почему вы так думаете? — с улыбкой спросил Павел Петрович.