Павел I

— Да потому, что Иммануил Кант никогда не выезжал из Кенигсберга, а мысль его обнимала весь мир, — брякнул мальчик фразу, которую двадцать раз слышал от ротмистра фон Требра.

Лицо Павла Петровича омрачилось. Императрица стала подобна мраморной статуе.

Дибич опять посинел, словно ему затянули петлю на шее.

У Павла Петровича началась одышка. Он откинул голову назад. Морщины бороздили его лоб, как сильный ветер поверхность вод. Вдруг он сильно топнул ногой.

— А что такое, маленький человечек, знаете вы о Канте? — сурово спросил он у Евгения.

В голове принца мелькнула мысль о решительном отвращении Павла Петровича ко всем философам, которых он считал причиной революции, источником безбожия и якобинства и всех развратных правил и воспалительного состояния умов, потрясшего троны и алтари Европы.

— Я ничего не знаю о творениях Канта, ваше величество, — бойко поспешил поправиться мальчик. — Они для меня иероглифы. Но этот мыслитель сам сделался историческим лицом, и его не обходят молчанием в классах истории.

Император судорожно расхохотался.

— C'est excellent! — вскричал он, схватил принца за обе руки. — C'est excellent! C'est excellent! — повторил он раз. десять подряд. Повернулся потом столь же судорожно к императрице, снова захохотал изо всей мочи, и, как бы довольный собою, ударил себя ладонью несколько раз в грудь.

Эхо разнесло дикий хохот императора под гулкими сводами грандиозных покоев замка.

— C'est excellent! ха! ха! C'est excellent! ха! ха! ха! — смеялся император.

И вдруг успокоился.

— Savez vous, que ce petit dr ole a fait ma conquete?[20] — сказал он императрице, со странным выражением напирая на последнем слове.

И столь же неожиданно вышел, послав еще раз принцу рукой поцелуй и напевая какие-то трели…

Слова: «J'en suis charm'ee» — замерли на устах встревоженной императрицы. Следя за удаляющимся императором, она, казалось, вдумывалась с беспокойством в причину этой странной выходки.

Потом, обратясь к принцу, произнесла по-немецки, скороговоркой, полукротко, полусерьезно и слегка грозя ему пальцем:

— А все же ты маленький смельчак! Сыночек мой, ведь здесь слова взвешиваются строже, чем в Карлсруэ. Да и вообще ребенку приличнее молчать, чем слишком много говорить. Прими это к сведению, если хочешь быть счастлив. Пойдем ко мне.

Императрица ласково обняла за шею мальчика и провела его в свою голубую гостиную.

— Если ты хочешь быть счастливым, — продолжала императрица, — то знай, что здесь каждое слово может тебе повредить.

— Ах! вне отечества для меня нет счастья! — сказал принц. — Но воля родителей для меня священна.

— Молчи, коль скоро их любишь.

— Я буду нем, милая тетя, как рыба. Но я не умею притворяться.

— Кто же тебя к этому принуждает?

— Генерал Дибич. Он того мнения, что его любил Фридрих Великий. Отсюда он выводит, что великий знаток искусства подстраиваться к монарху, который…

Императрица вздрогнула и зажала мальчику рот рукой.

— Ради Бога, только не надо подобных рассуждений! Ты доброе, невинное дитя, но тебя надо заботливо охранять, чтоб ты не обжегся на огне.

— Ах, милая тетя, — указывая на пар, выходивший из их уст, сказал принц Евгений, — тут скорее можно замерзнуть, чем обжечься.

Императрица улыбнулась.

— Неисправимое дитя! — сказала она. — Но я не дам тебе ни обжечься, ни замерзнуть. Я заменю тебе здесь мать и не дам тебя в обиду.

Императрица с любовью прижала его к груди, словно скрывая в объятиях от грозящей опасности, и поцеловала.

— Ты напомнил мне моего любимого брата! — сказала она, и в очах ее засверкали слезы.

Принц поцеловал ее платье.

— Расскажи мне о родителях, о том, что ты делал в Карлсруэ!

IX. В покоях императрицы

Поощренный царственной тетей, принц Евгений стал рассказывать о приключениях в Карлсруэ, заставляя императрицу то улыбаться и качать головой, то задумываться и вздыхать.

Она спросила, был ли он в ее родном замке Монтбельяре, где протекли светлые дни ее детства и девичества, и, узнав, что еще не был, сама отдалась воспоминаниям.

— Воспоминания ранней юности подобны сохраненным цветам, — говорила она мечтательно. — Любишь вдыхать их далекое благоухание. Воображение оживляет их поблекшие краски. И видишь их вновь такими прекрасными и такими свежими!

Императрица вспоминала огромные мощные здания — соединение монастыря с крепостью — замка Монтбельяра, на обрывистой горе, над старым городом графства. Она вспоминала мощные ливанские кедры, которые окружали замок (они выросли из семян, привезенных из Святой земли графом Монтбельяром в 1400 году), и огромные каштаны и березы, дававшие столько тени в широких дворах внутри замка. Она вспоминала летнюю резиденцию — изящный и милый Этюп!

— Я перенесла свои воспоминания в Россию, — говорила императрица. — Я ими живу и здесь. Посмотри, это виды Павловска! Вот и Этюп. В нем все почти так же, как и в моем родном Монтбельяре..

Императрица показала на ковры «en haute lice», которыми покрыты были стены гостиной.