Две вещи никогда не будут изобретены в мире: это бесшумная газонокосилка – даже когда уже все самолеты будут летать бесшумно, газонокосилки будут шуметь – и пюпитр, с которого не падают ноты. Это я все к чему: я думаю, в песне действительно не только красота важна, а вот это желание петь. Потому что когда я продюсировал других людей, я мог сочинить или купить им песни, которые были бы известны, но я не мог спеть за них с тем желанием и с той оторванностью. Этому, похоже, не обучаются: с этим рождаются. Порой, в голос можно вкладывать любые слова – все равно будет слышно, что человек поет о чем-то прикольном. Когда я пел в Париже и в Барселоне, люди, которые не знали русского языка, с интересом слушали. Я удивлялся, говорю хозяйке зала, где мы выступали: «Жаль, что вы не понимаете ничего…» На что она мне ответила, что ей совершенно все понятно, что я пою. Действительно, когда пел Высоцкий, многие говорили, что иностранцы, те же французы слушали и понимали, что что-то есть особенное в этих словах.
Будучи в Лос-Анджелесе, я экспериментировал с сочинением на английском. Это, конечно, невозможно. Потому что нужно сочинять, только пройдя через ясли в стране, в которой живешь. Ну, либо делая такие продюсерские проекты типа «ABBA», где, в общем-то, ты просто швед и все. С поэзией все сложнее… Я уже говорил, мне нравится у Бродского одно стихотворение на английском, называется «A Song». Однако критерии популярности в Америке убивают всю идею поэзии, потому что на все у них есть «великая американская мудрость»: «А что-ж ты такой бедный, раз такой умный?» Ведь богатство и ум, без доли сомнения, – не лучшие спутники. Чаще всего богатство и безумие… даже богатство и подлость – они лучше сопутствуют, конечно.
«Ты идешь ко мне» – также медитативная песня… Никогда не замечал, что у меня набрался целый альбом для медитации. Песня о том, как девушка идет по ступеням, а я слышу ее шаги. Грубо говоря, вся песня о том, как я внимаю шагам девушки, которая идет ко мне.