Павел Третьяков

Можно было бы предположить — и так нередко делалось, — что коллекционирование икон является логичным шагом для собирателя, который раз и навсегда поставил перед собою цель: собирать национальное живописное искусство максимально полно и в конечном итоге — проследить линию его становления. В таком случае иконы являлись бы тем фундаментом, на котором было построено здание светской живописи XVIII–XIX столетий. Шаг действительно логичный. Но — только с позиции современного человека.

Прежде всего необходимо четко представлять себе, чем являлась икона в конце XIX столетия. В наши дни старинная икона — предмет одинаково значимый и для христианина, и для ученого. Для верующего человека икона — это объект поклонения, чтимый образ, через который христианин обращается к Господу, к Матери Божьей или к святому. Для ученого — памятник своей эпохи, ценный в историческом и зачастую в художественном отношениях. Наряду с живописным полотном, архитектурным строением, историческим текстом икона является одним из объектов пристального изучения, нимало не теряя при этом мистических свойств.

Но… это сегодня.

А в 1890-е годы, как и в более раннее время, общество воспринимало творчество древних иконописцев совершенно иначе.

«…На рубеже XIX–XX веков отношение образованной части общества к русской иконописи было, мягко говоря, пренебрежительным. Икона воспринималась не как произведение искусства, а как некая ремесленная поделка, неотъемлемый атрибут „мужицкой культуры“. Для того чтобы понять, что икона — это „умозрение в красках“^[714], эта богословская идея, выраженная при помощи изображения, необходимо было совершить переворот в сознании русской интеллигенции… Вплоть до конца XIX века икона была объектом интереса почти исключительно собирателей-старообрядцев»^[715]. Люди искусства, и в их числе В. М. Васнецов, заинтересовались иконой лишь на рубеже веков. В то же время икона пока еще оценивалась лишь с точки зрения ее «древности» и «редкости». И. С. Остроухов, близкий приятель Третьякова, первым сумел взглянуть на икону не как на любопытный курьез и не как на образец, дающий понятие о культурном состоянии Руси, — а как на свидетельство высоких художественных достижений древнерусского художника. Но произошло это лишь в 1907 году. Благодаря Остроухову на последние предвоенные годы, 1911–1913-й, пришлось настоящее «иконное движение». В обеих столицах были созданы крупные частные иконные собрания, увидели свет специальные журналы и обобщающие труды по истории древнерусской живописи. Но даже в начале XX века известный искусствовед П. П. Муратов писал: «…нет ничего более ошибочного, например, чем… самое распространенное в нашем обществе мнение о „темных“ старинных иконах. В надлежащих условиях художественные и древние иконы можно видеть лишь в собраниях любителей. Только эти расчищенные и приведенные в первоначальный вид иконы и могут служить предметом исследования»^[716].

Однако… все это будет позже. Момент подлинного открытия русской иконописи на добрый десяток лет отстоит от кончины П. М. Третьякова. А в 1890 году, когда известный галерист Третьяков приобрел первые иконы, его поступок мог расцениваться как чудачество…

Историю приобретения Третьяковым первых икон излагает А. П. Бахрушин. Он сообщает, что в те времена знатоками иконописи были старообрядцы: И. Л. Силин, Н. М. Постников, С. Т. Большаков. Третьяков «…обратился к Н. М. Постникову, на той же Археологической выставке, но Н. М. сказал, что ради нужды готов продать свое собрание, но не иначе как все целиком». Однако Павел Михайлович не изменил давнему принципу не приобретать чужих собраний целиком, вместе со слабыми вещами, и «…обратился к И. Л. Силину, у которого и купил вышеозначенные иконы. Н. М. Постников же (которому я вполне верю) после этого говорил: „Я очень рад, что П. М. купил эти иконы, рад потому, что начал их собирать, и еще потому, что купил действительно хорошие, достойные иконы, дав за них хорошую цену, но зато он взял у Силина самое лучшее, у него теперь не осталось ничего особенно хорошего“. Это же отчасти подтвердил другой знаток и икон и собрания И. Л. — реставратор Я. В. Тюлин в 1891 году. Надо только удивляться художественному чутью П. М. Третьякова, с каким он выбрал действительно лучшие иконы Силина, желая купить также лучшие иконы Егорова и Постникова (оба не продали)»^[717]. Действительно, не зря И. Н. Крамской говорил про Третьякова, что «…это человек с каким-то, должно быть, дьявольским чутьем». Третьяков сумел распознать красоту древней живописи задолго до того, как к ее изучению обратились специалисты…

Впоследствии собрание Егорова все же поступило к Павлу Михайловичу. Коллекция была замечательна по представленным в нем образцам. После 1890 года Третьяков «…купил за тридцать тысяч рублей сразу большое собрание древних икон у генерала Егорова. В собрании были иконы строгановских писем, новгородских, московских. Тогда много печаталось в газетах об этом собрании»^[718].