Павел Третьяков

Искусство было для Третьякова тем идеальным миром, который выше и лучше здешнего, земного. Мир искусства — это мир... полного, яркого, законченного совершенства. Тонкий художественный вкус, тяга к красоте проявились в будущем меценате еще с детства: в любви к гармонии образов, к завершенности композиции, к хитросплетению деталей. Позднее эта тяга обрела более оконченные формы, тесно связавшись с миром живописи. Вселенная живописных форм звала к себе Третьякова — не напрасно в зрелом возрасте он будет размышлять вместе с художниками как над отдельными полотнами, так и над развитием русского искусства в целом, а то и брать в руки кисть и палитру. У Павла Михайловича, безусловно, был художественный талант. Волшебство кисти не просто притягивало Третьякова, оно манило потомственного купца сделаться одним из творцов художественного пространства. Оно заставляло его стать сопричастным этому миру.

Но...

Все же Павел Михайлович был человеком долга. Он родился купцом и вместе с образованием получил от родителей определенную жизненную программу, которую обязан был выполнять. Он не то что не умел, он не мог отказаться от ее выполнения: после смерти отца на нем, как на старшем мужчине в семье, лежала ответственность за четырех женщин: следовало устроить им благополучное будущее. Позднее, женившись, Павел Михайлович обрел долг иного рода — семейное счастье, которое не может существовать без подпитки как душевной, так и материальной. Третьяков был купцом — и при всем желании не мог бы отказаться от купеческой ноши. Кроме того, Павел Михайлович прекрасно отдавал себе отчет: чтобы стать хорошим художником, нужно специальное образование, а получить его — дело долгое и обременительное во многих смыслах. Да и что толку, если даже получит! Освободиться от торговых дел он все равно не сможет, равно как и полноценно заниматься предпринимательской деятельностью одновременно с творчеством живописца. Положа руку на сердце, первое и второе можно совмещать лишь с очень большой натяжкой: одно, выполняемое в совершенстве, не позволит столь же совершенно проявлять себя в другом. Стать художником Третьяков не мог. В то же время... художественный мир тянул предпринимателя к себе, и тяга его была необоримой.

Павел Михайлович в результате долгих поисков нашел ту «сферу занятости», в которой ему удалось совместить предпринимательский и художественный миры, поскольку находилась на их стыке. Которая позволила ему воспарять, удовлетворяя его жажду художественного творчества. Которая стала его счастливым отдохновением от собственно торговых дел. Этим делом стало создание галереи живописных полотен.

Работа над созданием галереи не шла вразрез с внутренним чувством долга, не противоречила убеждениям, не мешала семейным делам. Она позволяла Павлу Михайловичу быть успешным в торговых, а затем промышленных делах — и вместе с тем погружаться в столь любимое им искусство. Галерея стала для Третьякова счастливой возможностью с головой окунуться в художественный мир, но при этом не потерять репутацию делового человека и не повредить семейному делу. Галерея была для него одновременно местом работы и отдыха. Кто знает, не хотел ли Третьяков для своей судьбы большего? Не был ли величайший русский галерист несостоявшимся великим русским художником? С другой стороны... Господь позволил ему войти в художественный мир, став блистательным галеристом, и... очень хорошо. Надо полагать, Павел Михайлович был Ему за это благодарен.

Павлу Михайловичу с его четкими принципами, а главное, с его любовью к гармонии было присуще остро развитое чутье настоящего. Черта эта, может быть, теснее прочих связана с тягой Третьякова к совершенству.

Так, широко известна фраза из письма, которое еще в 1861 году Павел Михайлович писал другу, художнику А.Г. Го- равскому: «... об моем пейзаже я Вас покорнейше попрошу оставить его и вместо него написать мне когда-нибудь новый. Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес... Дайте мне хотя лужу грязную, да чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника»757. Не зря впоследствии одним из любимых художников Третьякова станет И.И. Левитан, о котором товарищи по учебе сообщали: «... пойдем мы всей компанией на этюды в окрестности Москвы, бродим, бродим и ничего не найдем интересного, а Левитан сядет у первой попавшейся лужицы и приносит домой прекрасный мотив для пейзажа, и вполне проработанный»758. И: «... Левитан был поэт русской природы, он был проникнут любовью к ней, она поглощала всю его чуткую душу»759. В творчестве Левитана в полной мере проявилась та поэзия, то настроение природы, которые Третьяков хотел увидеть запечатленными на полотне.