Обмениваясь юмористическими фразами, друзья не забывают и о делах. Так, Т.Е. Жегин был задействован в части торговых операций Третьякова на Нижегородской ярмарке. В письмах фигурируют расчеты купцов друг с другом, деловые поручения, упоминаются одалживаемые ими друг у друга книги, обсуждаются вопросы благотворительности и возможность совместных поездок за границу. Так, Жегин с юмором пишет Третьякову об Арнольдовском училище глухонемых: «... Вы меня сделали членом Общества красноречивых и внесли 25 р[ублей]. Я рад быть полезным и прошу не взыскать, если мало соберу по присланной книжке. Я здесь в пяти обществах член и книжечками надоел многим. В книжку слухо-красноречивых есть уже запись на 10 руб[лей]»499. Тимофей Ефимович время от времени приезжал в дом Третьяковых, бывала с ним и супруга; друзья также общались в Нижнем Новгороде, когда Павел Михайлович приезжал к закрытию ярмарки. А в 1870 году Третьяковы навещали Жегиных в Саратове. Один из родственников Тимофея Ефимовича, Федор Алексеевич Жегин, некоторое время жил в доме Третьяковых500.
Семьи Третьяковых и Жегиных тесно общались. Так, Вера Николаевна пишет Екатерине Францевне Жегиной, обращаясь также и к ее мужу: «... нам всем живется хорошо, все здоровы, веселы. Я же скажу про себя, что мне живется все лучше и лучше, и если бы Вы, дорогой мой кум, вздумали бы заглянуть к нам, то нашли бы меня еще более бодрой и веселой. Провожу я время отлично. Читаю, гуляю, играю на фортепиано и не забываю свой “полк девочек”, которыя очень огорчены, что Вы не навестите их... Девочки мои здоровые, гуляют в саду и наслаждаются печеньем пирогов из песку»501. А вот отрывок из письма Т.Е. Жегина супругам Третьяковым: «... застал дома больных: Ольгу, Машиньку и старуху мать. Но после расспросов и почему мои птенцы расклеились — первое, что я передал им, что Вы будете у нас в августе, они видимо повеселели и теперь можно сказать почти молодцами. Вы лекарство, живительный бальзам моей семьи»502.
Настоящим ударом для Павла Михайловича была болезнь и последовавшая за ней смерть друга в 1873 году, когда тому было чуть более 50 лет. «... Помню, как родители наши поехали в Саратов... Главной причиной поездки была долгая болезнь дяди Тимы; собственно, родители поехали его навестить, а может быть, и проститься с ним навсегда. Вскоре после... отъезда наших Тимофей Ефимович скончался. Часто, часто вспоминали наши родители своего друга»503.
И Павел Михайлович, и Вера Николаевна Третьяковы были добрыми православными. Регулярно посещали церковь, активно занимались благотворительностью504, поверяли свою жизнь Христовой верой и воспитывали детей в соответствии с евангельскими истинами. Повседневную жизнь христианина, даже и такого известного, как П.М. Третьяков, трудно реконструировать, но все же кое-какие детали восстановить можно.
А.П. Боткина в своих мемуарах старательно обходит все вопросы, связанные с Церковью. Это и понятно: в конце 1930-х затрагивание этой темы могло подвергнуть риску не только ее собственную жизнь, но и жизни близких ей людей. Александра Павловна целиком сосредоточивается на той стороне деятельности отца, которая была связана с культурой. Н.А. Мудрогель писал воспоминания чуть позже, в 1941 году (в возрасте 73 лет), и ему, видимо, нечего было терять. Ни жены, ни детей у него не было, вся его жизнь была отдана служению галерее. Он, хотя и в нескольких словах, сообщает о том, какое место занимала Церковь в жизни П.М. Третьякова. Наиболее полную информацию по этому вопросу можно получить из мемуаров В.П. Зилоти. Еще одним источником ценной информации служат здесь некрологи П.М. Третьякову, особенно опубликованные в журнале «Душеполезное чтение». Редакция журнала располагалась при церкви Святителя Николая в Толмачах, а его основателем стал толмачевский священник о. Василий (Нечаев) — тот самый, который венчал П.М. и В.Н. Третьяковых. Дополнительные сведения дают исповедные ведомости сперва по Николо-Голутвинской, а затем по Иоанно-Воинственнической (на Калужской улице) и, наконец, по Николо-Толмачевской церквям.