Все эти источники красноречиво свидетельствуют: вера занимала одно из важнейших мест в жизни Павла Михайловича. Исповедь и причастие он посещал неопустительно505. В.П. Зилоти рассказывает об отце: «... папа ходил изредка ко всенощной, а к ранней обедне — каждое воскресенье и во все большие праздники»506. «... Постоянно и вполне сознавая свою полнейшую зависимость от Бога, П.М. не дозволял себе, пока здоровье не изменило ему, оставить какой-либо праздник без участия в церковной молитве. Он спешил в сии дни в храм со смиренною мольбою хвалы, благодарения и прошения к Всевышнему Промыслителю», — пишет анонимный автор. То, что П.М. Третьяков неукоснительно соблюдал церковные праздники, подтверждается и Н.А. Мудрогелем: «... в доме очень строго соблюдались праздники, и Павел Михайлович постоянно следил, чтобы его служащие ходили в церковь. По окончании обедни служащие становились у дверей и всячески старались попасться на глаза хозяину: “Я, дескать, был сегодня в церкви”. Случалось, что хозяин говорил потому кому-нибудь:
— А вы сегодня в церкви не были. Это нехорошо. Скажите- ка, почему не были? »507
В церкви Павел Михайлович отрешался от всего земного, предаваясь молитве. Он «... становился совсем впереди, недалеко от амвона, носом в угол, около мраморной квадратной колонны; скромно, тихо крестился, подходил тихонько ко кресту и шел домой пить кофе с мамочкой и тетей Манечкой, которая приносила всегда несколько просвирок»508, — пишет В.П. Зилоти. Ей вторит анонимный автор посвященного Третьякову некролога: «... мне, пишущему сии строки, пришлось долгое время жить в одном с Павлом Михайловичем Николо-Толмачевском приходе... Каково же было его предстояние во храме? Он обычно становился (кроме последнего времени) пред местною иконою препод. Алексия человека Божия (около арки, ведущей из придельного в главный храм). Ни разговоров, ни озираний вокруг никогда не допускал он себе, вошедши в храм и углубившись в великое дело молитвы. Никаких послаблений и облегчения неподвижного предстояния не дозволял он себе, как бы долго ни продлилась служба. Наступало время произнесения проповеди, и тогда только П.М. переменял место своего предстояния, подходил ближе к проповеднику и смиренно внимал его словам. Случаев преждевременного выхода из храма от проповеди, как это нередко бывает в наших православных храмах, с его стороны никогда не было, конечно, потому, что по смиренному мнению о самом себе, он считал это и лишением духовной пищи и поступком противузаконным, неприличным и соблазнительным. Из его уст никогда не было слышно ропота и недовольства по поводу долготы службы церковной»509.
Ревностное посещение церковных служб было не единственным свидетельством глубокой религиозности П.М. Третьякова. Постоянно читая светские книги и периодические издания, он не забывал и о духовной литературе. «Этот неопустительный посетитель храма Божия был в то же время и чтец духовных книг», — пишет П.С. Шумов510. Павел Михайлович никогда не старался возвыситься над другими людьми, пусть даже положение богатого, знаменитого человека ему это позволяло. А. Рихау, многие годы служивший плечом к плечу с Третьяковым, считает своим долгом заметить: «... к особенностям его принадлежала непременная отдача последнего долга всем лицам, которых он знал лично, и поэтому, будь это его кучер, какой- либо сосед или выдающееся лицо в Москве, П.М. Третьяков, как скоро узнавал о дне похорон, кидал всякое нужное дело, чтоб отправиться в храм Божий и помолиться за усопшего»511.
Павел Михайлович «... постами не постился», однако нельзя спешить с выводом, что он пренебрегал этой своей христианской обязанностью. Не выдерживая поста во всей его строгости, Павел Михайлович, помня о Боге, все же ограничивал себя в телесных удовольствиях: «... из принципа воздержания выбирал себе на весь Великий пост одно какое-нибудь блюдо: либо рябчика с соленым огурцом, либо шницель с яйцом и огурцом и т. п. И это одно блюдо ему подавалось ежедневно к обеду. В другое время пил кофе со сливками, хлебом и маслом»512. В.П. Зилоти, говоря об избирательном отношении отца к постному меню, тут же поясняет: причина была в том, что Третьяков «... не был крепок здоровьем, а работал... за десятерых»513. П.С. Шумов в конце некролога делает вывод: «... судите после этого о его душевном настроении, — судите и об образе жизни его. В праздник молитва и духовное чтение, в будни труд с утра до вечера — что может быть правильнее такой жизни? Эта жизнь истинно христианская»514
Русский образованный класс того времени, в том числе и значительная часть купечества, даже в лице наиболее крепких в вере своих представителей, без особой строгости относился к церковным уставным ограничениям. В этом смысле Павел Михайлович Третьяков, ограничивавший себя хоть в чем-то, мог служить для своей социальной среды примером скорее благочестия, чем небрежения к формальной стороне веры.