Павлинье перо

Все в доме было в полном порядке, и почему-то это рассеяло ее беспокойство. В спальной постели были постланы. В бывший гарем не заглянула. Спустилась по лестнице, прошла по мандару, по другим залам и вошла в столовую. Тут тоже слуги позаботились. На столе стояли два прибора, блюда и бутылки. Есть ей не хотелось, они плотно пообедали на самолете. Больше из любопытства подняла с одного из блюд серебряную коническую крышку. Был тафте, пирог из голубей с оливками, миндалем, лимоном и бобами. «Мое любимое. Верно, в «Трансатлантике» и купили». В отличие от Дарси, она очень любила восточную кухню. Суламифь отпустила швейцара и дала ему донять, что на прощание он останется ими доволен.

Дарси сидел в небольшой выходившей окнами ВО двор гостиной первого этажа. В этой комнате они обычно проводили вечера. В ней пол и три стены были покрыты дорогими коврами. На коврах висели сабли и кинжалы. И только на четвертой стене ни ковров, ни оружия не было. Была только картина Утрилло, купленная когда-то за бесценок, а теперь не имевшая цены. Все другие картины были либо в парижском, либо в каирском доме Дарси. Эту он как-то привез из Франции прямо в имение и почему-то оставил здесь.

Это был пейзаж, изображавший перекресток в какой-то деревушке, вместе и обыкновенной, и таинственной. На фоне была мельница с синим верхом, на первом плане непонятно куда ведущие синие ворота. Обычно Дарси казалось, что этот пейзаж так и дышит счастьем, сознанием красоты и радости жизни,— просто непонятно, как это мог написать человек, бывший, по-видимому, душевнобольным? Но иногда, в худые свои минуты, он с некоторой тревогой думал, что есть в воротах этого пейзажа что-то издевательское, почти дьявольское, точно злая насмешка над теми, кто в эту самую радость жизни поверил бы. «Все-таки большой, очень большой был художник! — и теперь подумал Дарси. — Надо было бы к кому-нибудь позвонить по телефону и узнать, какие произошли беспорядки и где? Да не к кому, и уже поздновато". Он взял с этажерки первую попавшуюся книгу.

Араб покупал дом со всей обстановкой, кроме библиотеки и коллекций, ими он не интересовался, да их Дарси и не продал бы. Транспортная контора в Мекнесе должна была с завтрашнего дня начать упаковку. Он давно знал управлявших ею французов. На них можно было положиться: все аккуратно примут по списку, бережно уложат, отправят в Париж и там по списку сдадут. Суламифь, правда, говорила, что лучше было уложить вещи еще при них, а то покупатель может кое-что оставить себе. Но Дарси отвечал, что покупателя он тоже давно знает, это очень честный набожный мусульманин. «Завтра непременно и уедем», — думал он, прислушиваясь с некоторой нервностью к грохоту автомобиля. Это уезжал за газолином шофер. «Оружие я им оставлю в подарок». Французские власти же так давно роздали европейцам старые винтовки системы Гра, револьверы, а также ракеты для сигнализации воинским частям на случай внезапного нападения. Всюду были вышки с часовыми. Осторожные люди держали оружие у окон, но Дарси даже не вынул его из ящика. «Какое там нападение — на дом, где восемь мужчин!»

— Они оставили нам в столовой ужин, — сказала Суламифь, входя в гостиную. — И нет ничего странного в том, что они пошли спать: они могли думать, что мы приедем позднее, — бодрым тоном добавила она (хотя он и не говорил, что находит это странным).

— Ты, верно, есть не хочешь?

— Думать о еде не могу. Но чаю я выпил бы.

— Я тоже. Тогда лучше будем пить здесь.

— Знаешь что? Хотя и поздновато, я, пожалуй, позвонил бы по телефону в Рабат к этому покупщику. Хочу попросить его приехать завтра пораньше, мы тогда тотчас улетели бы. Что ж тут сидеть?

— Пожалуй, позвони. В десять часов он едва ли уже спит. Тогда ты этим займись, а я заварю чай.

Она вышла. В длинном коридоре было темно и что-то уж необычно тихо. Комнаты прислуги все выходили в коридор, мужская помещалась с одной стороны, женская с другой. Обычно под дверьми свет виднелся и в более поздний час, и доносились веселые или ворчливые голоса. Она остановилась и прислушалась. «Ничего... Странно!» Прошла на кухню, выходившую в среднюю часть коридора, поставила воду на огонь, опять зачем-то вышла в коридор. «Точно их нет! — с жутким чувством подумала она. — Да что же, впрочем, тут странного! Ну, легли и уже спят!»

Когда вода вскипела, Суламифь вернулась в гостиную с подносом, с чайником, чашками.

— Что же он ответил? В котором часу приедет? Дарси развел руками.

Непонятное дело! Телефон не отвечает!

Суламифь изменилась в лице.

— Неужели за время нашего отсутствия они ухитрились испортить телефон. Или?..

— Или что?

— Нет, вздор!.. Ну, давай пить чай.

Она налила воды в два чайника. Сама пила марокканский, мятный и сладкий. Очень его любила. Разговор не клеился. Она придумывала вопросы.

— Что это ты читал?