Павлинье перо

— Это по-арабски. К сожалению, вы не знаете нашего прекрасного языка. Это гениальная поэма Черкауи «Письмо египетского отца семейства к президенту Трумэну», — ответил Мулей. Дарси усмехнулся, восхищенный заглавием поэмы. — Ах, как жаль, что у меня теперь так мало свободного времени, — сказал Мулей-ибн-Измаил с застенчивым вздохом. — Мне хотелось бы перевести для египетских журналов Маяковского!

— Разве вы владеете польским языком? — осторожно спросила Мэрилин. Мулей снисходительно улыбнулся.

— Маяковский был русский, — пояснил он. — Великий коммунистический поэт. Правда, я и русского языка не знаю» но русские друзья мне обещали помочь.

— Да ведь цензура не пропустит?

— Помилуйте, вы не знаете Бикбаши! Он сам был очень близок к коммунистам, да и теперь им в душе сочувствует. Его любимый композитор Римский-Корсаков.

— Вы очень интересно рассказывали, Шехерезада, — сказал Дарси. — Кого только вы не встречали! Кроме генерала де Голля, — подразнил он ее: знал, что в свое время угрюмый генерал отказал ей в интервью и что она ему этого не прощает, несмотря на свою доброту. — Но неужели вам еще не надоели все эти интервью! Ведь министры в большинстве ограниченные люди.

— Вам просто завидно, Джорджи, что не вы решаете судьбы мира.

— Быть может, я решал бы их не хуже, чем все эти господа во главе с Хрущевым... Кстати, если не секрет, кто этот господин, сидевший там, в третьем ряду. Вы, кажется, с ним поздоровались? — спросил он Мулея.

— Это советский офицер Гранитов, — ответил марокканец. — Он военный инструктор в Египте. Считается у них одним из самых лучших. Очень дельный человек. Можно с ними соглашаться или не соглашаться, но нельзя отрицать, что они фанатики большой идеи, которой принадлежит будущее.

— Отчего бы вам не осуществить эту идею и в вашем новом государстве? — спросил Дарси сердито.

Я не коммунист, а убежденный демократ!

— Свобода, равенство, братство — это девиз Франции, — сказала Мэрилин.

— Три точки: «Liberté — point, Egalité — point, Fraternité — point!»[15] — весело повторил Мулей каламбур, слышанный им когда-то в Париже. Мэрилин засмеялась. — Во всяком случае, время французской колонизации Алжира кончилось.

— Оно ведь продолжалось полтораста лет, — сказала Мэрилин сочувственно; она видела, что Дарси сердится. — И обе стороны не виноваты. Алжирцы не виноваты в том, что хотят быть хозяевами в стране, где они составляют огромное большинство населения, а французы не виноваты, что не могут бросить на произвол судьбы миллионы своих соотечественников.

— Но кто же их звал в Алжир?

— Вы знаете, как началась колонизация Алжира. — спросил Дарси, не глядя на марокканца, обращаясь к Мэрилин и к Лонгу. — Последний монарх Алжира, дей Гуссейн, — уж я точно не знаю, чем дей отличается от бея[16], — был тиран, дикарь, пират и, разумеется, рабовладелец. Однажды к нему явился с каким-то представлением наш консул Деваль. Дей обмахивался от мух павлиньим пером. Он вдруг рассвирепел и ударил этим пером Деваля по лицу. Король Карл X не мог не отнести этого оскорбления к самому себе и к Франции. Тогда были другие порядки, великие державы дорожили честью и оскорбления не терпели. Мы послали войска, они, разумеется, выгнали дея, и он, захватив свои богатства и пятьдесят жен, благополучно уехал в Англию.

— Таким образом, павлинье перо создало в Африке одну из сложнейших проблем в истории, — сказала с улыбкой Мэрилин. — И вот теперь с остатками колониализма борются миллионы арабских фанатиков.

Как бы мне хотелось, Шехерезада, увидеть хоть раз в жизни фанатика! Но мне все попадались только лжефанатики, то есть люди, которым для захвата власти, или для лучшего обманывания историков и биографов, или просто для денег очень выгодно прикидываться фанатиками. Когда какой-либо политический деятель в мире начинает изображать фанатика, я знаю заранее» что это жулик и прохвост.

— Могу вас уверить, что на Востоке есть фанатики, — сказал Мулей. — Люди и теперь не ради выгоды идут на смерть.

— На смерть и на грабеж. К тому же за убийство француза или верного Франции мусульманина убийца получает по шестьдесят тысяч франков. Это сообщили не французские, а американские журналы. Откуда берутся деньги, этого я не знаю, — сказал Дарси, сделав ударение на слове «я». Мэрилин опять поспешила вмешаться в разговор.

— Вы несправедливы, Джорджи, в вас все-таки сидит колониалист!

— Все дело в том, чтобы понять дух времени! — сказал Мулей-ибн-Измаил. Он не хотел ссориться. — Заметьте, я не отрицаю, что Франция много сделала для Марокко, но она взяла у нас гораздо больше. Ваши колонисты пришлый элемент, а хозяева страны арабы...