Pavor Nocturnus

— Чтоб я поступил так невежественно?! Какой вздор… Что ж, полагаю, по вине нашей ужасной почты произошло некое глобальное недоразумение. И все же нахожу странным, что не заметил вас. Хотите сказать, что вы пришли не только что?

— Да стал бы я тебя обманывать, Питер! Мы зарезервировали столик сразу же после отправки письма и сидим тут уже больше часа.

— Я… чуть меньше.

— Хм, возможно, мы отлучались: я делал заказ, а парни — в туалет… Выходит, что все это время мы были так близко и не заметили друг друга? Ха, вот уж точно что — потерялись в лесу среди белого дня!

Он звонко, объемно рассмеялся, закрыв глаза и несколько откинув голову назад. Искренний добродушный смех напугал меня — я так долго не слышал его, что он показался мне странным, будто бы неестественным, хотя Роберт всегда отличался звучным низким тембром и способностью оставаться веселым в любой ситуации. Что удивительнее, он заразил и меня, несмотря на, казалось, временную импотенцию к радости (это была единственная искренняя улыбка в тот вечер), и, в конце концов, я последовал за бывшим одноклассником.

За столиком в правом крайнем углу нас ждали Отто Честер, тощий костлявый немец с серо-зеленым цветом лица, и Гилберт Люкс, обыкновенный, средний во всем человек, о котором можно сказать ровно столько же, сколько о воздухе: он просто есть. Первый выделялся красотой так называемой арийской расы, усиливая шарм одеждой: шарф обвивал шею даже внутри помещения, на спинке стула висело черное пальто, в каком он более всего походил на изображение смерти, а вблизи витал аромат дорогих духов и крема для туфель из чистой кожи. Он задумчиво глядел на сцену, покачивая бокал с вином, и изредка отвлекался на товарища, страстного любителя книг, и сейчас шумно листающего страницы одной из них; взгляд читал несколько строчек, после чего устремлялся в никуда, делаясь задумчивее и печальнее. Незнакомец вряд ли назвал бы их друзьями, поскольку они выглядели не роднее пассажиров поезда, а точнее, механизмами, которые двигались исключительно благодаря бездонной жизненной энергии Роберта Камплоу. Когда мы подошли к ним, Отто оценил взглядом сначала мою заношенную куртку, затем не менее страшного в тот час ее владельца, и принялся пылко обнимать, а Гилберт лишь поприветствовал в своей сдержанной манере.

Каково же было мое удивление от вида их столика, заполненного всевозможными закусками к пиву. Картофельные ломтики, куриные крылышки, сыр в панировке, охотничьи колбаски, чесночные гренки и луковые кольца, оливки, рыбные палочки, креветки и мидии во фритюре, всевозможные виды чипсов, сушеная рыба, фисташки и жареный арахис… Взгляд беспомощно метался от одного блюда к другому, и я судорожно собирал на тарелку все, до чего мог дотянуться. И это были лишь остатки, поскольку зачинщики банкета провели в баре около часа и их бокалы подопустели. Если бы мне сказали, что я неизлечимо болен, и перед смертью предложили желание, я бы потребовал подобное количество еды. Обилие соленого, острого, жареного, копченого вмиг приободрило меня, и я даже перестал проклинать подсознание за случившуюся встречу.

— А вот теперь узнаю нашего Питера. Все такой же здоровый аппетит, а?

— Простите, — сказал я, смутившись, впрочем, ненадолго, — но в последний раз я принимал пищу ровно в семь тридцать утра.

— Полноте, дружище, не стесняйся. И заказывай еще, мы-то уже вон как набили брюхи.

Нам принесли по пинте пива, Отто Честеру долили вина. Он покачал бокал, поднес его к губам, выпив ровно столько, сколько нужно для чувства вкуса, и сказал:

— Грустно… Как грустно, что собрались не все. Ведь мы — всего-то четверть класса.

— Одна пятая, — поправил Гилберт Люкс.

— Что ж, это еще печальнее…

— Вот же баловни! Жены, небось, заревнуют — женщин им подавай, жалуются они тут на сугубо мужскую компанию, значит…

— Я ведь не это имел…

— Шучу я, Отто, шучу. Этого подступающая седина волос не отнимет уж точно! Где остальные, спрашиваете? На самом деле хороший вопрос. А ответ очень прост: пришли все, кто хотел. Я с большим трудом нашел адреса всех наших и разослал письма. И знаете что! Уже через день пришли отказы от Джейн и Клэр, потом от Люси и Дина и еще, и еще. Вот я и решил: а долой их всех! — Он с силой ударил по столу, отчего посуда вздрогнула, и я выронил ломтик жареного картофеля. — Если не получается собрать всех, то пускай это будут самые-самые, верно? Верно!

— О Роберт, ты настоящий друг! — сказал Отто. — Как бы не пустить слезу…

— Пустяки! Как там… Для человека нет ничего невозможного, а? Главное — желание, вот! Черт… Как же я чертовски рад, что все-таки мы все встретились. Двадцать лет прошло как пить дать… И вот мы опять сидим в теплой уютной атмосфере друг друга, как будто нам снова по шестнадцать, на носу экзамены и поступление в колледж, а вместо подготовки мы наслаждаемся беззаботными весенними деньками…