Pavor Nocturnus

— Почему ты не позвал меня? — сказал я, когда мы долгое время ехали более-менее быстро. — Колесить по миру с лучшим другом и драться с монстрами — да шикарнее жизни и не придумать, я бы даже не раздумывал!

— Поэтому и не сказал. Ты думаешь только о себе, суешь нос, куда не надо, и вечно попадаешь в неприятности. И сегодня я убедился, что поступил правильно и ничего не изменилось. Я уверен, что у тебя все так же проблемы на работе, с семьей и с девушкой или женой, если есть, — он поводил по мне взглядом, будто считывал все отпечатки поцелуев, — да, есть, — и с друзьями тоже…

— Разве что с одним только!

— А еще ты прячешься за шутками и отговорками вместо серьезного отношения к вещам. Для тебя наша работа была бы очередным фильмом, где добро, в конце концов, побеждает — нет, в жизни все ровно наоборот. Это очень опасно и не для таких беспечных, как ты. Кому-то из нас нужно было повзрослеть, а для начала понять, что у всего есть последствия…

— Ты на что это намекаешь? Кто из нас прикинулся дурачком в баре?

— Потому что мы не должны были обсуждать за пивом жизнь, учебу, работу, девушек и родителей — делать вид, что мы те же друзья с одинаковыми жизнями и что понимаем друг друга. Потому что это ни черта не так! И тебя никто не просил идти за нами и тем более мешать операции.

— Вы следили за детьми, а потом вообще заперли их в сарае и хотели подорвать какой-то бомбой вместе с якобы охранником. Что мне было думать и делать?

— Послушать меня, заткнуться и не вмешиваться!

— Я бы не делал этого, если бы ты сразу рассказал, мол, мы тут охотимся на монстра, все в порядке, ничего необычного, встретимся как-нибудь позже. Уж не знаю, что с тобой случилось, но это не тот Джованни, которого я знал. Как по мне, лучше ничуть не измениться, чем в худшую сторону. И по-моему, ты понабрался этой гадости у той девушки, она изменила тебя до неузн…

Не успел я договорить, как он выкрутил руль на манер капитана корабля перед айсбергом, и все закружилось, будто на каруселях в день города. К счастью, рядом оказалось пустое парковочное место возле магазина, а не толпа людей, мы отделались разве что испугом какой-то дамы с собачкой и моим сердечным полуприступом.

— Не смей говорить так о ней, понял?! — кричал он, прямо-таки задыхался от злости. — Ты испортил нам все, что только мог, а она спасла тебя! Будь безмерно благодарен ей, потому что для тебя это было бы все равно что смерть.

— А для нее?

Джованни и сам не знал, наверное, поэтому просто уставился вдаль на вывеску магазина, а на деле еще дальше, то бишь внутрь головы.

— Пожелай ей удачи. Это все, что у нее осталось.

Я бы хотел засыпать его вопросами, выудить ответы на всю эту неразбериху и кое-как поддержать, если все совсем плохо, но решил не трогать какое-то время, пусть остынет. Сам не заметил, как в окне появлялись больно знакомые пейзажи, и аж крякнул от удивления при виде родного здания фабрики. И нет, не совпадение — машина двигалась ровно на стоянку, проехала поднятый шлагбаум и заглохла аккурат перед коморкой Три Полоски. Что ж, спасибо за бесплатное такси на работу и домой одновременно (это была моя шутка вслух), Джованни переспросил, я переответил. Не знаю, что он там себе понял, но чуть ли не пинком под зад побежал ко входу, а наш охранничек уже в дверях на манер швейцара, даже не удивился, то бишь все это намекало на очень даже званый визит! Если что, я уже всю руку себе исщипал, но это не сон, и попробуй пойми, какого черта мы тут забыли и почему все дороги ведут в «Тедди’с Хоум»?

Ни здрасьте, ни можно войти — черное пальто просвистело мимо старика, а тот заскрипел суставами следом. Я догнал их уже возле лестницы к кабинету Мудрого Филина, где горел свет — эх, да тут собрались все действующие лица этой странной пьесы, а под рукой, как назло, нет попкорна. Еще и Три Полоски добровольно-принудительно предложил пропустить все самое интересное:

— Вам будет лучше остаться внизу, мистер Коллин!

— Нет, не лучше, — сказал Джованни в другое ухо и толкнул меня на ступеньки, а сам пошел следом, наступал мне на пятки.

Мудрый Филин преспокойно сидел в гнезде стола и даже после нашего набега еще какое-то время что-то черкал на листке бумаги, пока мы не нависли над ним двумя коршунами. Кофейные пары клубились в воздухе, коптили потолок, и давление сразу же подскочило за двести, хотя сердце стучало галопом и без посторонней помощи. Кто, кто, а Джованни научился производить первое впечатление, поэтому с ходу крикнул:

— Figlio d'un cane[1]!

— Джованни Мерицци, я не позволю вам хамить мистеру Савве…