Pavor Nocturnus

Встала напротив решетки, за которой находился ее муж. На одной линии со мной. Глаза заметались по беспорядочным траекториям. Не моргала, не чувствовала рези. Слезы не давали роговице иссохнуть, увлажняя ее все обильнее по мере осознания зрелища. Лицо выглядело безэмоциональным: тоска, страх, удивление смешались так, что подавили друг друга. Она будто осматривала неизвестное опасное животное в клетке, пытаясь подступиться к нему скорее ментально. Дышала поверхностно и редко. Со спины почти не было видно.

Мэд Кэптив совершал противоположные действия. Сидел на нарах с закрытыми глазами. Без движений, кроме частых дыхательных. Крылья носа трепыхались. Звучало, как одышка пса после изнурительного бега.

6 секунд в помещении было относительно тихо. Даже заключенные прекратили разговоры. Шпильки почти не звучали, настолько аккуратно приближалась Роза Иствуд. Положила ладонь на металлические прутья. Вздрогнула от холода, но только крепче обхватила их. Я напрягся, вспоминая случай с Пятым, положил ладонь на полицейскую дубинку. Пятый, хоть и боялся, тоже был наготове.

Напряжение в воздухе. Давление со всех сторон: и физическое, и ментальное. Веки заключенного распахнулись. Глаза округлились, и зрачок сузился на свету. Женщина испуганно сделала глоток воздуха и отстранилась от решетки. Заключенный встал, выпрямился, полностью показав изменения в телосложении.

— Мэд! Господи Мэд, что же с тобой сделали?! Ты сам на себя не похож: одна кожа на костях.

— Кто это? Зачем ты ее привел, полицейский?

— Боже! Ты меня не узнаешь, Мэд? Это же я, Роза, твоя… жена. Проклятые врачи — садисты, а не врачи! — они издевались над тобой? Они что-то кололи тебе? Резали голову? Ты не можешь не помнить меня, не можешь забыть…

— Он помнит, да, помнит… Жена. Мне нужно с ней соединиться? Вы, люди, любите это делать, я видел это в лесу. Давай, я хочу любых ощущений!

Снял штаны и нижнее белье одним движением. Плотно сомкнул ягодицы и выставил пах вперед. Довольная улыбка, но эрекция отсутствует. Признаки эксгибиционизма при импотенции?

— Мэд Кэптив, оденьтесь. Быстро! — крикнул я. Его безумие раздражало. Печально было видеть, насколько такая выходка ранила бедную женщину. Она резко зажмурилась, будто не могла видеть обнаженного бывшего мужа, приложила ладонь к губам. Из глаз впервые выпали слезы, скатившиеся по круглым щекам. Убеждалась, что теперь это другой человек, и неизвестно что он мог совершить. Как я и говорил.

— Что не так? Я не понимаю…

— Мэдди, родной… Если ты хоть что-нибудь помнишь, если понимаешь мои слова, скажи им, что ты не виновен в похищениях детей. Я обещаю, тебя оправдают, выпустят из этой тюрьмы, никто тебя больше и пальцем не тронет и ты не вернешься в эту проклятую больницу. Я добьюсь этого, я обещаю…

Конечно, Роза Иствуд заблуждалась насчет своих возможностей. По сути, лгала. Неосознанно, под влиянием горя. Это нечестно, но я не мешал, ожидая исхода ее слов.

— Ты тоже! Почему люди хотят слышать неправду?

— Нет-нет-нет, — говорила она теперь располагающим мягким тоном, как с ребенком, — нам нужна только правда. Ты же не делал этого, ведь так?

— Еще чего! Я забрал многих. Мы не считаем цифры, как вы, но я не хуже остальных. Даже лучше: я помогаю им.

— Ты помнишь имена, может, лица тех, кто тебя вынудил это сделать? Хоть кого-нибудь… Ох зачем, зачем они так поступают?

— Еда. Вы еда. Всех ваших мы съели!

— Вы же понимаете, что он лжет, — обратилась Роза Иствуд ко мне. — Посмотрите на него! Он истощал на двадцать килограммов.

— Мы питаемся не как вы.

Интересная фраза, учитывая голодание в анализах крови и кала. Отдельные части тела? Волосы и ногти? Нет. Их следы точно обнаружились бы. Органы? Мозг?

— Мне не очень хорошо тут, — продолжал Мэд Кэптив. — Забавно. Но другие там объедаются. И моих себе забирают. Ничего… Да, я придумаю, как вернуться…

Роза Иствуд зарыдала от горя. Не сразу. Волна приближалась к берегу постепенно, набирала высоту, чтобы обрушиться всей силой. Закрыла лицо ладонями в попытке скрыть его изменения. Я четко представлял высшее страдание, скрывавшееся за длинными пальцами. Мышцы на бровях сократились, сойдясь на переносице, полоса волосков съехала до уровня глаза. Пухлые щеки поднялись буграми с неровными ямками. Ссутулилась, спина тряслась в такт всхлипываниям. Дрожь в обессиленных ногах. И вот они согнулись, сложились под прямым углом. Женщина повалилась на бок, беспомощно поджав колени к животу. Уперлась лбом в предплечье и била кулаком по грязному полу. Скребла ногтями бетонное покрытие. Пятый подбежал к ней, помогал подняться, и это было тем немногим, что он сделал правильно.

— Это не он! Не мой муж!.. Я не знаю, кто это, но точно не он. Его извратили! Убили! Это больше не мой муж…

Крик. Хриплые стоны. Скрипучий шепот. Дыхание сбивалось, прерывая слова и фразы на середине. Горло болело, но продолжало рождать страшные звуки. С помощью Пятого приподнялась, но снова потеряла устойчивость. Упала на колени перед бывшим мужем. Обессилевшие руки оторвались от лица. Слезы, слизь из носа, слюна…