Режиссер И. рассказывал это несколько лет назад. Теперь могила выглядит более-менее прилично. Не памятник, но надгробие, цветы лежат, иконка… Лучше всего было бы перевезти покойного в Россию, да, говорят, вдова не позволяла, могиловладелица, та самая Лариса Павловна, которая в день похорон ушла, оставив могилу незарытой. Держала могилу в Париже. Как говорят, доходное место. Сама проживала то в Париже, то в Италии. Более того, книгу Андрея Тарковского, вышедшую на иностранных языках, по-русски публиковать не разрешила – потребовала за нее очень большие деньги. Всё она старалась обмануть жизнь. А ведь жизнь обмануть нельзя. Пусть Бог ее простит.
– Могила залита бетоном, – говорит режиссер И., – закрепили Андрея Тарковского в земле, чтоб не выгребли.
Возмущение я разделяю, но, я думаю, вообще памятника Андрею не надо. «Оставьте только зелень», – последние слова Жорж Санд. То есть травку. А тут покойного придавили бетоном.
Естественно, при наличии отсутствия прежних выездных законов началось паломничество отечественных почитателей к забетонированной могиле. Приехали в Париж пожилой режиссер А.С. и молодой режиссер А.С. Пожилой режиссер позвонил режиссеру И., постоянно проживавшему в Париже, и, среди прочего, спросил:
– Сколько стоит букет цветов?
– Самый дешевый – 10 франков, – ответил И.
– Это еще терпимо, – говорит пожилой А.С. – А обувь? Я хочу купить.
– Купи в магазине английскую – будешь долго носить.
– Сколько стоит?
– Тысячу франков.
– Это еще терпимо, – теми же словами говорит режиссер А.С.
На следующий день условились поехать в русский книжный магазин – им там бесплатно обещали дать книги. Но когда встретились, то объявили, что сначала хотят поехать в иное место. Куда? На кладбище.
Пожилой А.С. купил дешевый букет ромашек, а потом по дороге бутылку водки. Приезжают. Режиссер И. показал могилу. Молодой А.С., юродственно скособоченный, пал на колени перед плитой бетонной, потом достал из мешочка землицы подмосковной и начал под бетон пихать. Режиссер И. откупорил бутылку водки, поставил на могилу. Пожилой А.С. положил закуску. Режиссер И. говорит пожилому А.С.:
– Клади цветы.
Тот шепчет:
– Нет, это я Бунину купил.
– Ну хоть пару ромашек положи.
Разлили водку на троих. Один стакан – молодому А.С.
– Выпей.
– Я не пью.
– Ты мусульманин?
– Нет, православный.
– Так хоть немного выпей. По-христиански – должен выпить.
– Нет, не пью.
Выпили без молодого.
Пожилой А.С. говорит:
– Лариса Павловна хочет здесь организовать музей Тарковского.
– Чтобы она была директором, – говорит И.
– Зачем вы так о Ларисе Павловне! – неодобрительно отозвался молодой А.С. – Андрей Арсенич ее в жены выбрал.
Пожилой А.С. говорит:
– Надо бы прах в Москву перевезти. Ведь будет паломничество.
– Лариса Павловна не допустит, – говорит И., – она уже о том заявила.
И пошли смотреть другие могилы кладбища. Видят – следом пожилой А.С. несет бутылку.
– Поставь назад на могилу Тарковского.
– Это так положено? Я не знал.
Пошел пожилой А.С. к могиле Бунина, положил букет, начал там плакать.
– Так это всё продолжает жизнь, – говорит. (В каком смысле, куда продолжает, непонятно. Но так выразился.) – Надо купить домик, где жил Бунин, чтоб советские писатели приезжали сюда и здесь работали. Все-таки перестройка.
Вот такие кладбищенские разговоры. Что-то в них от Достоевского. Интересно, что бы сказал по поводу этих сцен и разговоров сам Андрей Тарковский. Ведь мог бы сказать, если верить Платону Николаевичу, доморощенному философу, естественнику и магистру из рассказа Достоевского «Бобок», высказывающемуся, как и его собеседники, из могилы: «Он объясняет все это простым фактом, – говорит сосед по кладбищу, также из могилы, – именно тем, что наверху, когда мы еще жили, то считали ошибочно тамошнюю смерть за смерть. Тело здесь еще раз будто оживает. Остатки жизни содержатся не только в сознании и продолжаются еще месяца два или три, иногда даже полгода». Иван Иванович, прогуливавшийся по кладбищу, разговоры покойных слышал: «Слышу звуки глухие, как будто рты закрыты подушками, и при том внятные и очень близкие».
Однако на Тарковском не подушка – бетон. Может быть, тех, кто заливал могилу бетоном, особенно беспокоило, чтобы покойный с того света не сказал о них лишнего. Да и о паломниках нечто язвительное не добавил.
__________
Еще через 13 лет, в написанном 1 января 2000 года тексте, Горенштейн размышляет об ушедшем из жизни 22 ноября 1999 года Ефиме Эткинде.