Читаем Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному полностью

Главным делом для Горенштейна на Западе, помимо писания книг, было издание уже написанного. С этим все обстояло неплохо. Не менее важным стало профессиональное писательское признание. Горенштейн называл его словом «престиж». Началось оно с публикации Ефимом Эткиндом, еще до отъезда Горенштейна на Запад, статьи о Горенштейне «Рождение мастера» (журнал «Время и мы» № 42, Тель-Авив, 1979. В том же номере был опубликован отрывок из «Искупления»).

Еще в Вене Горенштейн познакомился с Эткиндом лично. И они подружились. К многочисленным заслугам перед русской литературой этого удивительно смелого человека (в 1974 году из-за контактов с Солженицыным, хранения копии «Архипелага ГУЛАГа», поддержки Бродского во время суда над поэтом, квалифицированных как антисоветская деятельность, oн был уволен из педагогического института, где до этого 25 лет преподавал французскую литературу, исключен из Союза писателей, лишен научной степени, звания и должности и, не имея возможности устроиться на работу, принял решение выехать из СССР. Книги Эткинда были изъяты из магазинов и библиотек на 20 лет) следует причислить и его деятельное участие в судьбе Горенштейна на Западе, в частности, во Франции.

Ефим Эткинд

Рождение мастера

…Не говоря ничего по существу романа, он расспрашивал меня о том, кто я таков и откуда взялся, давно ли

лишу и почему обо мне ничего не было слышно раньше, и даже задал, с моей точки зрения, совсем идиотский вопрос: кто это меня надоумил сочинить роман на такую странную тему?

Булгаков, «Мастер и Маргарита»

О прозе Фридриха Горенштейна

У советских писателей репутации обычно фальшивые. Есть множество знаменитостей, чьих сочинений никто «ни при какой погоде» не читал; они увенчаны почетными званиями, увешаны орденами, выступают на мировых конгрессах – кто, однако же, может похвалиться, что знает книги Берды Кербабаева, Анатолия Софронова или Георгия Маркова? Имена их гремят: ведь это они ведают Союзом писателей и вообще литературной политикой в Советском Союзе. Имена гремят, но не имеют литературного обеспечения. Несколько лет подряд Союзом писателей в Ленинграде руководил Олег Шестинский, теперь его же возглавляет Анатолий Чепуров. Кто они такие, чем прославили русскую словесность? Ничем.

Это искусственные фигуры, подставленные начальством для симуляции литературы. И Шестинский, и Чепуров продуцируют рифмованные строки, приносящие лишь один вид пользы: гонорар авторам и гонорары всем тем шарлатанам в квадрате, которые эти подделки переводят на многочисленные языки народов СССР и социалистических стран. Создается имитация литературной и общественной жизни: выходят сотни книг, их раскупают библиотеки (полмиллиона библиотек!), восхваляют критики, экранизируют кинематографисты, композиторы кладут на музыку… А все это – обман. Фальшивка.

Есть немало писателей, ведущих двойную жизнь, существующих одновременно – в разных мирах. Так, еще недавно советская публика знала Александра Галича как автора популярных пьес и киносценариев; тот же Александр Галич был блестящим автором (и исполнителем) нелегальных (но всем известных) песен, поднявших его на одно из первых мест в современной русской литературе; два Галича – и каких разных!

Василий Гроссман – видный и вполне официально признанный советский прозаик, но главные его произведения вышли (или еще готовятся к выходу) на Западе: грандиозный роман «Люди и судьбы» («Жизнь и судьба» – Ю.В.), непримиримо-разоблачительная повесть «Все течет»; два Гроссмана!

Анне Ахматовой присвоен в СССР ранг классика, но ее трагический «Реквием», посвященный жертвам великого террора, издан только за границей; без «Реквиема» и запрещенных советской цензурой стихотворений Ахматова – другая.

Почти все – другие. Даже официальный основоположник советской литературы Максим Горький – другой; его «Несвоевременные мысли» да и еще многое русскому читателю неизвестны. Другой – Булгаков. Другой – Есенин. Другой – Сельвинский. Другой – Мандельштам. Все другое. Вся литература другая. Искаженная. Фальсифицированная. Есть в этой фантасмагорической стране возможности для чудес. Например, может вдруг родиться на свет зрелый писатель – совсем готовый, как вооруженная Афина из Зевесовой головы. Внезапное появление искушенного мастера так же удивительно, как рождение взрослого человека, минующего детство, годы учения и становления. Так возник Александр Солженицын; когда в 1962 году в «Новом мире» появился «Один день Ивана Денисовича», читатели журнала были ошеломлены: неужели этот опытнейший художник – начинающий писатель, рязанский учитель математики? Читатели не знали, что Солженицын (говоря словами Пушкина о Дельвиге) «гений свой воспитывал в тиши» и что он до «Ивана Денисовича» уже написал несколько томов, хранившихся в глубоком подполье – среди них «В круге первом», стихи, пьесы да и часть «Архипелага ГУЛАГ». Вот как у нас рождаются.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное