Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

Фридрих Горенштейн нервничал и смотрел на часы. Он опаздывал на какую-то важную встречу. В ответ на мою просьбу дать для «Смены» что-нибудь из неопубликованного в Союзе Горенштейн, быстро порывшись на полках, протянул кипу листов, оказавшуюся повестью «Муха у капли чая». «Смотрите, читайте… Не подойдет – отдайте в какой-нибудь журнал. Только не в «Новый мир»…»

Повесть нам подошла, и со следующей недели наши читатели могут начать с ней знакомство. А делать уточнение о том, все или не все взгляды уважаемого гостя мы разделяем, представляется излишним.

Берлин.

Опубликовано 01.05.1991, Ленинград, газета «Смена»

Виталий Вульф говорил после этого интервью (прежде всего из-за дезавуирования Шатрова) о дуэли. Она, собственно, и состоялась, правда словесная и растянутая во времени. И, скорее, это сам Горенштейн вызывал шестидесятников на дуэль своими высказываниями. Но, давая в Москве в сентябре 1991-го интервью Виктору Ерофееву, Горенштейн был в хорошем расположении духа, был весел и не хотел говорить о литературе и литераторах, сдерживался. Говорил о России.

Ф.Г. В театре ко мне подошла вдруг женщина и говорит: «Вы автор пьесы?» Я говорю: «Да». Такая пожилая женщина с перманентом… И продолжает: «Как же вы так изображаете нашу историю? Нету связи между Петром и Алексеем…» и так далее. Я ей говорю: «Ну вы знаете, запретить это теперь нельзя, я ничего не могу сделать, ничем вам помочь не могу». Был короткий разговор – она ушла. Вчера я выхожу из гостиницы «Москва», она стоит. Подходит ко мне. Я говорю: «А как вы здесь оказались?» – «А вот я в министерстве работаю, я вот мимо шла…» Не знаю, может быть, это правда? И говорит мне: «Вы не любите Россию?»

В.Е. А на самом деле?

Ф.Г. А я ей говорю: «А вы любите Россию?» Она говорит: «Я люблю Россию!»

А я говорю: «А какой прок от вашей любви России? Я был во Франции, и ни один француз не говорил, что он любит Францию. Я этого не слышал. Они просто работают, они просто любят себя, и от этого хорошо Франции. А люблю ли я Россию или не люблю ли я Россию, вот прочитайте мой роман «Место», там об этом идет разговор».

Закадровый голос: Горенштейн был в Москве в хорошем настроении и на какое-то время в иллюзии того, что у него в обновляющейся России хорошие перспективы быть услышанным, т. е. прочитанным и признанным. Не случайно он в финале разговора с Ерофеевым произнес нечто для него удивительное.

Ф.Г. И я пошел на центральный телеграф давать жене телеграмму, международную, в Берлин. И как-то скучно стало давать телеграмму: «Приехал благополучно. Целую. Все хорошо». И подписаться. И поэтому я короткую фразу написал: «Ихь бин глюлкихь!»

В.Е. Это что значит?

Ф.Г. Я счастлив!

Счастливый Горенштейн – это большая редкость.

Была у Горенштейна, чуть позднее, и надежда на то, что роман получит первого русского «Букера».

И в уже цитированном письме Лазарю Лазареву из Парижа (16.11.1991) Горенштейн написал: «Хорошие впечатления, вопреки всему, и от Москвы. Очень хочется, чтоб в Москве наладилось».

Что именно должно налаживаться и как, Горенштейн также изложил в интервью Виктору Ерофееву.

В.Е. Ну так, традиционно: ты веришь в Россию или тебе кажется, что это – прóклятое место?

Ф.Г. Это неправильная формулировка. Что значит «веришь в Россию или не веришь» – это говорили так называемые национал-патриоты: «В Россию можно только верить».

Я думаю, что Россия встанет. Только она должна [будет – Ю.В.] отказаться от каких-то важных своих костылей. Прежде всего арифметика должна быть другой. Мне не нравится арифметика в 72 года. Это 450 лет. Это структура 450-летней давности, и это очень важно.

В.Е. То есть 72 года – это болезненный момент, но все эти болезни начались гораздо раньше.

Ф.Г. Гораздо раньше. Как раз Калита, как раз период Ивана Грозного, когда страна могла сложиться совсем по-другому. И конечно же, что за тема «Ивана Грозного»? Это победа одного образа жизни над другим образом жизни. Это победа московского монголоидного кочевого образа жизни над новгородско-псковским образом жизни, эгоистически-индивидуальным.

В.Е. И гораздо более свободным…

Ф.Г. Свободным и умелым, ничем не отличающимся от Запада. И вот три века потомки Калиты ломали хребет этой России и сломали ее только к концу царствования Ивана Грозного. Отношения между монголоидной Москвой и Новгородом было такое же, как теперь отношения между Россией и Литвой. Они завидовали, они ненавидели. Они старались там поселиться. Они всячески переселяли новгородцев и псковцев куда-то в глубинные места… То есть мы узнаём современные проблемы. Мы подошли опять к проблемам, которые существовали 450 лет назад.

В.Е. Значит, для России важно вернуться, что, к новгородскому вече или к чему?

Ф.Г. Нет, не к новгородскому вече, а к образу жизни эгоиста, образу жизни индивидуалиста…

В.Е. Европейскому образу жизни?

Ф.Г. Тому образу, который существовал до того, как Калита создал это государство.