Пчела в цвете граната

Молчаливая Заря несла эмалированное ведро для ухи, на дне лежал коробок спичек для костра, завёрнутый в целлофан. Ни удочки, ни поварёшки, и ещё много «ни» не хватало для полноценной ухи. По большому счёту, Асе было всё равно, будет уха или нет. Она покорно следовала за Зарёй, тихо ступала меж кустов, стараясь не попасть на камни, и думала: «Как жаль Зарю. Какой она в Челнах была весёлой! Любила пошутить, посмеяться, гостей встретить. А сейчас словно живой покойничек бредёт по тропинке, перешагивает сизые листья подорожника, желтоголовые лютики…»

Юрюзань-река казалась расслабленной и уравновешенной. В её природе было нечто доброе, предсказуемое. Она приветливо улыбалась зелёными островками глаз, открывая меж каменистых берегов узкий прямой плёс. А кругом прозрачная вода беспечально двигалась в заманчивую даль.

– Вот здесь и остановимся, – показала Заря на старое кострище. – Вот там запруда на окуней, там можно и сазанчика подхватить.

– Чем хватать будешь? Снова руками?

– Ты голодная?

– Нет.

– Тогда и нечего переживать за рыбу. Поймаем – сварим. Не поймаем – домой пойдём.

До слуха Аси доплыли чуть слышный стрекот моторной лодки и собачий лай. Из-за поворота на середину реки вырвалась синяя лодка с приподнятым на скорости носом. Позади на втором сиденье правил подросток в белой рубашке. На переднем сиденье, чуть покачиваясь, сидел человек в серой фуфайке. Его круглое небритое лицо обильно обливалось потом. Он щурился от света, утирался рукавом.

Заря помахала им рукой, мотор тут же заглох, лодка, притормаживая, потянулась к берегу.

– Чья такая? – сощурился человек в фуфайке на Зарю.

– Привет, Мирон Палыч! – Заря заскочила в воду, забуровила ногами к лодке.

– Ох ты же ёшкин кот! Зорюшка моя ясная! – встал радостно Мирон Палыч. – Как вымахала! Я ж тебя в люльке качал.

Из лодки выпрыгнула овчарка, поплыла к берегу, выскочила на траву, с силой отряхнулась, обдавая Асю радужными прохладными брызгами.

И вдруг собаку что-то насторожило. Она подскочила, отбежала к кустам и громко залаяла, всем своим существом выражая горячее нетерпение. Овчарка не спускала глаз с куста, кружила вокруг него, то и дело меняя направление, при этом её голова была вытянута вперёд, уши прижаты, а шерсть так и ходила ходуном.

– Ну чего ты? – пыталась успокоить пса Заря, потянулась к шее.

Собака съёжилась, ощетинилась, зарычала, обнажая жёлтые клыки.

– Я боюсь, – пискнула Ася и зашла за спину Зари.

– Не бойся, собака кого-то учуяла.

– Нас и учуяла.

– Мирон Палыч, – обратилась Заря к старику, – уймите пса.

– Юр, ко мне. А это что за пугливая? – указал Мирон Палыч на Асю.

– Подруга из Челнов.

– Замужем?

– Вам зачем? – с шутливым испугом воскликнула Заря и тотчас же деловито добавила: – Попробуйте посвататься, вдруг получится.

Мирон Палыч взглянул на Асю. Она покраснела.

– Мне для Пашки надо. Не игривый малый. Кызлар за километр обходит.

– Ох, аллахе, страсти-то какие! – Заря, стиснув крупные белые зубы, беззвучно засмеялась. – На вид сопля ещё.

– В армии уж был, на подводной лодке служил.

– Ох ты! Это плохо. Говорят, у подводников, кроме лодки, ничего не всплывает. – Губы подрагивали в озорном смехе, из-под опущенных ресниц светились глаза.

– Куркасем хейлау. Много ты знаешь! – сжал губы Мирон Палыч и невольно оглянулся на сына: «Может, и прям хвороба с парнем?»

– Ладно, Мирон Палыч, не переживай. Пошутила я. Ну, найдёшь сыну невестку и с детьми поможешь?

Мирон Палыч по-мужски умело и привычно выругался, сверкнул потемневшими глазами.

– Шайтан в юбке. Поехали отсюда, – сожалеюще приказал сыну. Тот лишь печально улыбнулся и вздохнул.

– Мирон Палыч, ты не обижайся, – замахала руками Заря.

– Да не обиделся.

– Тогда угости рыбкой.

– Хазер! – с категоричной интонацией «нет».

– Не угостишь. – Водна дева с места не тронет, – припугнула Заря.

Пашка дёрнул шнур, мотор затарахтел, но не завёлся. Не завёлся ни со второго, ни с третьего раза.

Мирон Палыч поднял брови, смущённо крякнул. Почувствовал какую-то внутреннюю неловкость и досаду.

«Похоже, и вправду через них обидели Водну деву», – мельком глянув на подруг, заметил в глазах обиду.

Ещё отец учил, что Водну деву обижать нельзя, а то вдруг нежданно за поворотом набалует непроходимую мелкоту, с треском сядешь брюшиной на мель. Насмехаясь над незадачливым путником, вода будет шумно перекатывать по бортам, по усеянному булыжником дну, по голым ногам туриста, который, раздевшись, будет долго бродить по холодной воде, толкать-вытягивать лодку и радоваться, что дева не прихватила мотор, сберегла весло. Чтобы Водна дева смягчилась и открыла ход, забудь о проклятиях, поклонись, тёплой рукой проведи по её гладкой щеке и попроси помощи. От такой ласки дева становится доброй, взамен непроходимым перекатам и порогам распустит по руслу реки тихие, улыбчивые плёсы, переполненные рыбой.

Мирон Палыч раскрыл мешок и выкинул на берег, к ногам Зари большого сазана. От рыбы свежо пахло илом.

Заря громко расхохоталась.

Мотор затарахтел и уже вроде сцепился с топливом, но вдруг угас.

Вторая рыбина упала к ногам Аси.