Пчела в цвете граната

Через час Ася звонила в дверь, крашенную коричневой краской для полов. Никто не открывал. Родители спали в дальней комнате и могли не слышать. По крайней мере, с Асей в детстве случалось именно так. Приготовилась к тому, что сейчас проснётся весь подъезд, а потом уже и родители, и тут из-за двери раздался осторожный голос: «Кто там?»

– Кто! Кто! Дед Пихто, – буркнула Ася и поняла, что жутко хочет есть и спать. Усталость навалилась разом. – Ма, открывай!

Громко щёлкнул засов, в тонкой щели появился прозрачный испуганный глаз. Ослепший от света, заморгал. Ася не дождалась, когда глаз привыкнет, осознает её присутствие, – толкнула дверь сама.

Мать стояла в красном байковом халате и пыталась попасть поясом в отверстие на боку. Спросонок не получалось. Ася бухнулась на обувницу и прикрыла глаза. Знакомые запахи: вакса – значит, отец недавно чистил свои кирзовые сапоги, мебельный лак – не просыхающий на огромном шкафу в прихожей, старые инструменты – хранились у отца в нижнем ящике шкафа, свежая извёстка – извечная привычка матери белить стены, пыльные половики – на фоне свежей извести запах половиков бил в нос. Кругом запахи родного дома.

Мать наконец нашла дырку, затянула пояс на спине узлом.

– Ты откуда?

«Хороший вопрос, – подумала Ася. – С альфы Кассиопеи».

– Привет, ма. Есть хочу, – призналась она и стала раздеваться. На свободный гвоздь повесила пальто. Гвоздь привычно провернулся на своей оси головкой вниз и сбросил пальто на пол. Ася не заметила, стала стягивать сапоги. Боже, как она устала!

– Ничего нет, – испуганно произнесла мать, подняла пальто, повесила на другой гвоздь, поверх своего пальто.

Как всегда! У матери было строгое правило не разогревать. Варила на один раз.

– Совсем ничего? – Ася открыла холодильник. – Фарш, тесто, варенье, грибы.

В летнем холодильнике, под подоконником, нашла банку тушёнки.

– Ого, конина!

На кухню вышел отец в майке с вытянутыми лямками, в трико с бултыхающимися коленями.

Ела молча, ложкой черпая мясо с белыми кусками жира.

Мать, прикрыв рот рукой, молча сострадала дочери, отец смотрел хмуро, зажав ладони в подмышках.

– Ты беременна? – спросила мать и испугалась своего вопроса.

Ася усмехнулась:

– Я голодная, – и тут поняла, что, кажется, переела. От холодного жира в желудке стало муторно.

Мать повеселела:

– Наелась? Что утром приготовить?

– Лучше котлеты, с пюре, – заказала Ася. – Я спать. Меня не будить, не шуметь. Пожалуйста.

Отец заглянул в комнату, где спала дочь, чертыхаясь, притворил дверь и пошёл кипятить чай. Уснуть всё равно не смог бы, к тому же за окном уже вставал рассвет.

В полдень мать раздвинула шторы и, поняв, что Ася не среагировала на яркий свет, тронула её за плечо.

– Я котлеты пожарила.

– Что так рано? – потянулась Ася и упёрлась ногами в спинку кровати. Удивилась. Подросла, что ли? Запрокинула голову, до изголовья было далеко.

Мать не узнавала повзрослевшее дитятко. Взамен розовых щёчек виднелись высокие скулы, глаза сузились до резких чёрточек, да и сам взгляд стал каким-то осторожным, с волчьим блеском…

– Антонина Макаровна приходила, хотела с тобой повидаться.

– Откуда узнала? – удивилась Ася.

– Да весь подъезд уже знает. Вчера на вокзале видели. Как там Бибинур, Магдания? – стала вспоминать мать своих сестёр.

– Ох, совсем забыла. Они там тебе гостинцы передали. Подожди, – вдруг среагировала Ася, – вы вроде звонили, говорили, что у тебя рука сломана в двух местах?

Мать вздохнула.

– Зажила уже.

Ася напряглась.

– Как? За пять дней? Отец говорил, что готовить некому.

Мать махнула рукой.

– Чего уж там. Соврали, хотели, чтобы ты приехала.

– Ну вы даёте! – вскочила с постели Ася. – У меня там работы непочатый край, сессия на носу. Мне ещё две курсовые защищать! Нормы сдачи ГТО! Семьдесят человек записалось.

– Я тебе котлеты пожарила, – словно извиняясь, напомнила мать.

– Котлеты?! – Ася откинулась на подушку. – Ай, ладно с этой сессией! Давай котлеты. Вечером манты, завтра белиш, послезавтра чебуреки. Я ещё посплю пару часиков.

Артезианская вода в ванне была голубого цвета, к стенкам прилипли крохотные пузыри, как в стакане с минеральной водой. Если провести пальцем, то шарики отрывались, всплывали мелкой пеной, оставляя на стенке белую стрелку. Можно рисовать круги, перерезать их короткими линиями и в конце концов ладонью смело стирать свой авангард, потому что на смену старому полотну нарождалось новое. Пузыри увеличивались и вальсировали, тихо тянулись вверх, Ася ловила их на лету, они уворачивались, сталкивались, объединялись и с тихим хлопком выскакивали наружу.

На табуретке стояла банка смородинового варенья. Ася наклонила банку, дождалась, когда чёрная сладкая масса доползёт до края, ухнет неровным комком в кружку. Пила жадно. От студёного морса заломило зубы, по спине пошёл озноб. Добавила в ванну горячую воду. Отмокала больше часа, кожа на пятках сморщилась и напоминала стиральную доску. Надо было выходить. Но как не хотелось! Она готова была лежать здесь до утра, копить внутри себя радость домашнего уюта. В общежитии – пять минут на душ под ржавой водой, а здесь просто курорт.