Дочь Флоры пролепетала что-то и пошевелилась, погружаясь в более глубокий транс. Ее запах был таким изысканным, что Флора наклонилась и вдохнула его, глядя в изумлении, как на детской головке появляются две световые точки – на тех местах, где должны вырасти антенны. Изменения происходили прямо на глазах у Флоры, и все ее инстинкты буквально кричали, что она должна защищать своего ребенка, а значит, необходимо обеспечить ему укрытие для Священного Времени.
В каком месте улья это делали? Она проклинала себя за то, что не выяснила этого раньше. Несомненно, она видела это место, но просто не замечала. Пытаясь успокоиться, Флора стала представлять все помещения улья, в которых ей доводилось бывать, но ей никак не удавалось вспомнить место, предназначенное для Священного Времени. Она знала лишь то, что младенцев, достигших определенной стадии развития, переносили из Второй Категории… в какое-то неведомое место, откуда они попадали в зал Прибытия, там и вылуплялись пчелы.
Обдумывая все это, Флора крепче прижала к себе дочь. Уборщицы проводили большую часть времени в зале Прибытия, вычищая освободившиеся соты. Для чего?
Все эти длинные ряды родовых камер: ближние, из которых вылуплялись пчелы, средние, которые чистили, и отдаленные, запечатанные и тихие… Как знала каждая уборщица после нескольких дней работы, они использовались по кругу. И Флора вдруг поняла, что имела в виду Ворсянка, умиравшая в столовой.
Флора услышала над собой топот и ощутила смутную вибрацию звуков – из прихожей среднего уровня доносилось пение. Трутни серьезно относились к своей праздничной миссии. Когда-то она спасла жизнь Сэру Липе, а теперь он спасал жизнь, вероятно, не только ей, о чем она не очень заботилась, но и ее любимой дочери. Флора благословила его от всего сердца, и от чувства благодарности у нее выступили слезы. Она наклонилась поцеловать личико спящей дочери, и, к ее радости, на память вдруг пришли слова Королевской Молитвы.
Если в этом мире осталось хоть что-то святое, Флора знала, что это ее любовь к своему ребенку и к Королеве, ее прекрасной матери, которая любила ее и сказала ей, чтобы она не стыдилась своей породы. Пока трутни и сестры веселились вверху, Флора мысленно произносила слова Королевской Молитвы, и они полностью завладели ее душой.
Она подняла взгляд. Единственное место, где пчела могла лежать никем не потревоженной, находится за этой стеной. Это не спальня и не зал Прибытия. Это морг, куда не заходил никто, кроме флор. И сейчас, пока трутни бражничали наверху, у нее было время, чтобы…
Флора распространила запах своей породы как можно сильнее и подождала, укрывшись за ароматом прополиса, пока в прихожей все не стихнет. И тогда, держа на руках свою неподвижную белую дочь, она поспешила к моргу. Несколько пчел взглянули на нее с удивлением, но она неистово замотала головой, отгоняя их, и пробормотала, заикаясь:
– Болезнь, болезнь…
И сестры бросились врассыпную.
В морге не было никого, кроме пары уборщиц, которые кивнули ей, ничего не сказав. Флора опустила драгоценную ношу на пол в темном углу и выждала, пока они не уйдут. Ее дочь росла и менялась на глазах – терять время было нельзя. Со всей силой, свойственной ее породе, и с предельной аккуратностью Флора прогрызла стенку между двумя полками для хранения, объединив их в одну, затем сделала из разбитого воска заслонку, чтобы скрыть дочь. Работая, она мысленно проговаривала слова Королевской Молитвы, пока не согрелась, а ее рот не наполнился сладостью Потока. Флора наклонилась над спящей дочерью и дала упасть последним сияющим каплям вокруг ее головы. Никакими словами невозможно было выразить ее материнскую любовь.
И наконец, она запечатала свое дитя.
Глава 41